Зажарено мясо, и съел их отец. Она прозревает и в будущее (1095–1139). 1107–1111: Увы, о несчастная, дело какое. Супруга, участника ложа Водою омыв… Ах. Конец как поведать? Да, скоро свершится: рука то и дело К нему простирается вновь. Потом она успокаивается (1146–1172). 3) Наконец, она вполне спокойна (1178–1213); здесь она сама говорит 1183: Объясню уж без загадок, — и уже сознательно квалифицирует свой пророческий экстаз,
1194–1195: Ошиблась ли иль как стрелок попала Я в цель? Была ли лжепророчицей, Как шарлатан, что в дверь ко всем стучится? Тут же она ведет вполне спокойный разговор с хором о том, как в нее был влюблен Аполлон и как он дал ей пророческие способности и пр. 4) Далее следуют новый взрыв «дионисийского» волнения и новые видения (1214–1255), но уже с сильной рефлексией,
1214–1216: Увы, увы, ох, беды, беды. Опять меня ужасная кружит Видений мука, приступом волнуя…[213] переходящей потом в полное спокойствие, где она опять сама говорит о своем пророчестве,
1252: Не понял, значит, ты моих вещаний. 1254: А слишком хорошо по–эллински я знаю. По–эллински с тобой я говорю. Пер. Котелова. 5) Этот четвертый фазис экстаза с некоторой рефлексией и дальнейшим успокоением повторяется у Кассандры еще раз (1256–1320). И наконец, 6) Кассандра примиряется со своей участью и молит только о мщении своим врагам.
1322—13 302:[214] Еще я о себе самой… Последний плач, последнее моленье, В последний раз любуюсь я тобой. Молю тебя, свет солнца золотой. За мстителей молю, пусть будет мщенье. Не трудно им, такой уж пусть ценой Они моим убийцам ненавистным За легкую рабыни беззащитной Отплатят смерть. Увы, судьбы людей. Будь счастлива —судьба непрочна, — нет сомненья, Тень будет и на ней. Несчастлива, — и губкою забвенья Людских страданий стерт и след, Несчастных уж не помнит… нет. А к ним во мне побольше сожаленья. Такова внешняя, формальная последовательность настроения Кассандры. — Отметим сначала то, что надо сказать о средствах выражения этих настроений. Что здесь нет настоящей борьбы, без которой драма не может существовать, ясно из того, что во всей этой громадной сцене нет никого, кроме Кассандры и хора, ей сочувствующего.
1069–1070: А я сердиться — жаль тебя — не буду, — говорит хор,
1321: Жаль, бедная: судьбу свою ты знаешь. Значит, если и ведется здесь какая–нибудь борьба, то ведется только в словах кого–нибудь, в чьем– либо словесном изображении, а не в действии. Страх же Кассандры перед гибелью, который она выражает в словах, не может быть драматичным, ибо она на вопрос хора,
1296–1298: Но если вправду жребий ты свой знаешь, Зачем ты, как ведомая богами Телица, к алтарю идешь так смело? — отвечает,
