Я помню, Как в ночь летели звёздные огни, Как в ночь летели сдавленные стоны, И путали оснеженные дни Тревожные сцепления вагонов. Как страшен был заплеванный вокзал, И целый день визжали паровозы, И взрослый страх беспомощно качал Мои ещё младенческие грёзы Под шум колёс… Я помню, Как отражались яркие огни В зеркальной глади тёмного канала; Как в душных трюмах увядали дни, И как луна кровавая вставала За тёмным силуэтом корабля; Как становились вечностью минуты, А в них одно желание: «Земля!» Последнее — от бака и до юта. Земля… Но чья?.. Я помню, Как билось пламя восковых свечей У алтаря в холодном каземате; И кровь в висках стучала горячей В тот страшный год позора и проклятья; Как дикий ветер в плаче изнемог, И на дворе рыдали звуки горна, И расплывались линии дорог В холодной мгле, бесформенной и чёрной. И падал дождь… 24 — XII — 1925 Из сборника «Стихи о себе» (Париж, 1931)
«По садам пестреют георгины…»
По садам пестреют георгины — Яркие осенние цветы. С невесёлым именем Ирины Все светлей и радостнее ты. Оттого ли так светло без меры, Оттого ль так знойны эти дни!.. Эту лёгкость, эту боль и веру, Господи, спаси и сохрани. 19 — VIII — 1926 Из сборника «Стихи о себе» (Париж, 1931)
«Клубится дым у печки круглой…»
Терпи, покуда терпится
Пословица
Клубится дым у печки круглой, Кипит на керосинке чай, Смотрю на всё глазами куклы — Ты этих глаз не замечай! Всё так же ветер в парке стонет, Всё та же ночь со всех сторон. А на стене, на красном фоне — Верблюд, и бедуин, и слон. Ведь всё равно, какой печалью Душа прибита глубоко. Я чашки приготовлю к чаю, Достану хлеб и молоко. И мельком в зеркале увижу, Как платье синее мелькнёт, Как взгляд рассеян и принижен. И нервно перекошен рот.
