военной базе – велика ли разница?

Правда, здесь у меня бывают посетители.

Они докучают. А поначалу меня часто водили на допросы, что было еще противнее. Раздражала не злобность следователя и не дотошность – глупость. Водили меня и к психиатрам – я не понимал зачем. Должно быть, хотели установить, вменяем ли я, и в соответствии с диагнозом решить, куда отправить – на скамью подсудимых или в психушку. Им всем хочется определенности.

Смешно. Нелепая трата времени. Ну придут они со временем к какому-то решению – и что, их жизнь от этого переменится? Ничуть. Моя жизнь – другое дело. Очень она им интересна! Вот мне бы и позволили решать за себя! Я бы выбрал одиночную камеру. Неужели они остались бы недовольны?

Как видно, нет. Предупреждающе дзенькнув – трогательная забота о моей психике, – открывается тяжелая дверь, и в камеру входит адвокат в лейтенантском чине. Кучу бумаг несет. Озабочен.

Здоровается, подсаживается к столу. По привычке хочет пододвинуть табурет – ан не тут-то было. Привинчен на совесть.

– Суд назначен на двадцать пятое.

Мне наплевать, на какое число он назначен, но я спрашиваю:

– А сегодня у нас что?

– Двадцать второе. И помолчите немного, пожалуйста! Мы должны обсудить линию защиты. – Он копошится в бумагах. – Ага… вот. Результат психиатрической экспертизы: вы признаны полностью вменяемым. Но вот заключение медицинской комиссии Внешнего патруля: «В связи с нервным истощением ограниченно годен, нуждается в реабилитационном периоде». Вы сами выбрали Патруль. В соответствии с существующей практикой вы и были туда направлены. Так?

Киваю. К чему он клонит?

– Я намереваюсь построить защиту на том предположении, что в момент совершения вами… э-э… уголовно наказуемого деяния вы находились под психическим влиянием космоида и, следовательно, не можете быть признаны полностью вменяемым на тот момент. Полагаю, речь может идти только о частичной вменяемости. Вы согласны?

– И как частично вменяемый я буду подвергнут частичному наказанию? – ехидничаю я. – Какая-то моя часть останется в тюрьме, а какая-то пойдет погулять?

– Перестаньте! – сердится он. – Я здесь для того, чтобы вам помочь.

Ага, мне. Я его насквозь вижу. Назначен моим адвокатом, поскольку подошла его очередь, плевать ему на меня с высокой колокольни, перед начальством робеет, однако тешит себя надеждой исполнить долг образцово. Мечтатель хренов. И весь он какой-то неубедительный. Так выглядят неудачники, еще не осознавшие, что уж кому-кому, а им трепыхаться бесполезно – карьеры все равно не сделать, другие обойдут на повороте, – но уже начинающие об этом догадываться. Помочь он мне тщится, ага. Отменный помощник!

– Занятно, – говорю я, превозмогая отвращение. – Ну и как, любопытно мне знать, вы докажете факт этого… психического влияния космоида на меня?

– Доказывать ничего не придется. – Он прямо-таки цветет. – Напротив, это обвинение должно будет доказать, что такового влияния не было. Но ведь оно было, не так ли?

Еще немного – и он подмигнет мне. А я в ответ дам ему по роже.

– Не было.

– Простите?..

– Не было никакого влияния, понятно? Я полностью отдавал себе отчет в моих действиях, так и на суде скажу.

Он пребывает в замешательстве недолго. На его розовую физиономию наползает отменно мерзкая хитренькая улыбка. О боги!

– Ну конечно! Вы и не должны были ощутить это влияние. Если бы ощутили, то, наверное, приняли бы должные меры, не так ли?

– Какие еще меры?

– Аутотренинг как минимум. Доклад о внешнем воздействии на вашу психику. В крайнем случае вы покинули бы район патрулирования, и никто бы вас за это не осудил. По всей видимости, вы стали орудием в руках противника, не осознавая этого.

– Хорошее орудие, ага! Продырявил танкер. Его небось уже залатали. Нанес невосполнимый ущерб человечеству!

– А потом?

Он не так глуп, как кажется.

– А потом вы заняли позицию между космоидом, вошедшим в облако ртутных паров, и приближающимся «Самураем». Вы отзывались по радио, подтверждали получение приказов, но не выполнили ни одного из них. Наоборот, вы маневрировали так, чтобы все время оставаться на линии космоид – «Самурай». Верно?

– Верно.

– Тем самым вы сделали невозможным поражение цели. Прикрыли ее собой. На ваше счастье, полковник Горбань несколько минут не решался атаковать. А что произошло после этого?

Пожимаю плечами.

– Ну ясно что… Космоид рванул прочь – только его и видели. Стряхнул паразитов и удрал. Паразиты, по-моему, сдохли… Сколько раз можно повторять одно и то же?!

– Не горячитесь. Лучше подумайте, как это выглядит со стороны. Сначала вы ведете с чужаком бой и держитесь молодцом. Затем по необъяснимой причине атакуете автоматический танкер. И наконец, прикрываете чужака собой. Налицо радикальное изменение целевых установок на диаметрально противоположные. Чем оно вызвано, если не внешним воздействием на вашу психику, я вас спрашиваю?

Молчу. Ему не понять.

– Отвечаю: помимо упомянутого воздействия не существует ни одной веской причины вашего неадекватного поведения. И я, заявив об этом суду, требую полного оправдания. Ваше мнение?

– Чушь. Меня не оправдают.

– Конечно, нет! Но суд может учесть особые обстоятельства. Я могу почти гарантировать вам относительно мягкий приговор.

– Сделайте мне одно одолжение, – медленно произношу я.

Он – само внимание.

– Забудьте всю эту чушь. Просто скажите на суде: «Прошу о снисхождении для моего подзащитного». Судья спросит, на каком основании. А вы ему: «Он пообещал разбить мне в кровь морду и сунуть меня башкой в унитаз, если я выберу более эффективный способ защиты». Вот и все.

Адвокатишка лупает глазами. Наверное, ему кажется, что я нахожусь под враждебным психическим влиянием с самого детства и по сию пору.

– Но как же… – мямлит он.

– Вы отказываетесь?

– Я не могу защищать вас подобным способом!

– Ага… – Я поднимаюсь с койки и засучиваю рукава. – Тогда не обижайтесь…

Он выскакивает из камеры со сверхъестественной скоростью. А я валюсь обратно на мое лежбище, ухмыляясь: все-таки развлекся.

А, чушь! Суета сует и всяческая суета – вот что такое жизнь человеческая. Только каждый суетится по- своему. Адвокатишке, наверное, кажется, что я выпал из суеты, поскольку ничуть не забочусь о своем ближайшем будущем, но адвокатишка ошибается. Я тоже суечусь по-своему, дистанцируясь от людей по мере сил – увы, не слишком успешно. В одиночной камере нет одиночества. Я искал его в космосе, но не нашел и там.

Он больше не пришел, а у меня было время подумать. То, что мое дело должен был рассматривать военный суд, а не гражданский, меня не особенно возмущало. В конце концов, Внешний патруль – военное формирование, подчиненное Верховному командованию, и каждый пилот Патруля