По ослепительной пыли, Кивая облачным царевнам, Что в дивной синеве плыли, И напевая жарким, жутким, Но вдохновенным языком Стихов рифмованные шутки, Усталый юноша шагал, Спускаясь через перевал Меж Луккой тихою и Пизой, Покрытой мраморною ризой И кружевом витых колонок, Где так неизъяснимо звонок Коленопреклоненной башни Трезвон, где дьявольские шашни Барочных зодчих не могли Мишурным блеском корабли Унизить Божьих базилик. Но вот и моря синий лик В уединении суровом Исчез в зигзаге известковом, И белая стремглав змея Дороги побежала вниз, В зеленый падубов карниз, К оливам мирным, и затем К одетой в крестоносный шлем Громадной каменной фелуке, Красавице заснувшей Лукке. Какая тишина и зной! Как давит сумка за спиной! Атлант с вселенной на плечах Стократ был легче нагружен. Чем дальше, тем всё больше чах На зное полудневном он. Ему на вид лет двадцать пять, Но неказистую он стать Имел в наследство от природы, И многие уж, видно, роды Пред ним проклятия печать Носили на челе познанья, И много до него страданья Духовного копила мать! Какой там может Геркулес От жалкой белки в колесе Для новых сказочных чудес На солнцем выжженной косе Родиться с радостью святой. И всё же не одной чертой Лица смятенного он был Похож на ангелов святых; Горбатый, тощий Гавриил С котомкою и посошком, Он шел себя благовестить: Он верил двадцать лет назад, Что грезу можно воплотить, Что прокаженный Божий Сад Оздоровить словами можно, Хотя не раз уже тревожно Он зверя словом пробуждал, И кубок чистый иссякал Поэзии от тленных уст, И мир казался жутко пуст. Но счастье было лишь в пустыне, На облачной в горах тропе, На борозде солено-синей, На вырастающей стопе Нерукотворных песнопений. И сотнями стихи и версты Считал он в бездне за собой, И дальше всё в туман отверстый С Агасфером наперебой Шагал, шагал себе зачем-то От Фиолента до Сорренто, От Сиракуз до Аригента, От мертвой Капуи до Рима, От Фиоренцы к Camposanto Пизанскому и дальше в Лукку; Всегда один с угрюмой схимой, Всегда таящий благодать, Всегда готовящийся руку Кому-то близкому подать, Но всюду безразличных рать И мелких бесов легион Встречал он на пути своем Среди лазоревых хором; Душа же сродная, как сон, Как бледный призрак за веками, За гранью смерти и миров Ненаходимою осталась, В мильонах мест не отыскалась. Через могильный часто ров Он видел в тьме тысячелетий, В мистическом каком-то свете Свои прекрасные мечты. Но сколько ни глядел он в очи Живых людей, темнее ночи Они казалися ему, И крепче всё тогда суму Он стягивал, и посошок Втыкал в зыбящийся песок.
