И вот, когда садилось солнце,Тайком я выполз на чердак,Где ночью бродит вурдалак,По рынве в круглое оконцеВсползающий за черепами,Что вперемежку с обручамиБочарными и всякой дряньюЛежали там зловещей даньюПески зыбящего Борея,Который выдул из гробовБезвестных Савву и Андрея,Разбойников и бурлаков,Курсисткам нашим на потеху,Лукерье-прачке на помеху.Построив из ручонок шоры,Чтоб угрожающие взорыМне черепов не помешали,Я, как мышонок, тихо-тихо,Крестясь неистово от лиха,Чрез паутиновые шали,Спугнув мурлыкавшую кошку,Подполз к разбитому окошкуИ смело выбрался на крышу.Приник, прислушиваюсь – слышуЛишь шелест тихий тополейИ кажущийся плеск килейЭскадры белых облаковДа зыбь червонную песков.И я всё выше полз, всё вышеПо воспаленной солнцем крыше,Пока к ажурному конюНе всполз по острому гребню!И с замираньем глянул вниз,Туда, где, желтовато-сиз,Журчащих валунов оркестрНастраивал ленивый Днестр.И завихрилось, зажурчалоВ головке, возбужденной ало,И через глаз калейдоскопТянулась властно надпись: Стоп!Но с островочка: – Ой, ой, ой! –Неслось русалки: «Папа мойЗа древнего меня лещаОтдаст сегодня…» ПропищаВ ответ какой-то грозный клич,Я рученьками завертел,Затем скакнул и, как кирпич,Куда-то в бездну полетел.
7
Летел, летел и на песок,Как семицветный мотылек,Как лебединая пушинка,Присел – и ни одна былинкаНе подогнулась подо мной.Необычайной тишинойБыли объяты камыши,И лишь чеканные ершиИз полированных зеркалМетали веерным хвостомВ слезу расплавленный металлВ развернутый лазурный томМеланхолической поэмы,И от прохладной диадемыПод звук камышного шаконаПрироды скорбная иконаСлезой раскаянья рыдала,Как куртизанка из МагдалаУ ног распятого Христа.И леденящей на устаСпустилась жути мне решетка,И вздрогнула от стона глотка,И, закричав, чрез камышиЯ бросился: «Спеши! Спеши! –Стучало у меня в ушах: –В мечеть русалку падишахВедет подводную! Скорей!»И, как звереныш, средь морейШуршаще-режущих я билсяИ личиком окровавилсяОб острых камышей ланцеты,И звал я, звал! От А до Z’еты
