Мы с завистью глядим ему вслед. Все-таки везет летчикам! Пара оборотов пропеллера, и человек уже не принадлежит к числу обычных земных людей. Он взмывает высоко, настолько высоко, что из этой блистательной вышины мы, наверное, кажемся ему муравьями.
Вскоре после этого принимаются первые сигналы морзянки. Тук-тук-тук… Действует, действует! Тук-тук-тук… С «Борея» передают, что запуск был произведен успешно. Очень любезно с его стороны, что это было замечено! Некоторое время спустя приходит новое сообщение… На этот раз приходит волнующая новость. Ледяная гряда не является настоящими шельфовыми льдами, она образует лишь тонкую полоску, за которой виднеется широкий морской рукав. И лишь за ним начинаются необозримые во всех направлениях льды.
— Что? Мы еще не у края шельфовых льдов?
— Они находятся дальше.
— Тогда курс на них.
Таким образом, мы может продвигаться совершенно спокойно, конечно, наблюдая, чтобы нам не слишком сильно мешали айсберги. Мы проплываем несколько морских миль на юг, и еще несколько — на запад. Мы определяем свои координаты: 69°10? южной широты и 4,5° западной долготы.
Испытательный полет длится приблизительно около одного часа. Поскольку все моторы и приборы работали безупречно, то этого времени вполне хватило для проведения испытаний.
На следующий день необходимо сфотографировать первый серьезный полет.
Глава 6
САМОЛЕТ ПОКОРЯЕТ АНТАРКТИДУ
Между тем Регула возносит молитвы всем добрым и злым духам природы. Он встал рано утром, около трех часов, и теперь смог убедить всех, что в ближайшие пятнадцать часов простоит хорошая погода. Дорогой читатель, не пугайся! Он поднялся действительно в 3 часа утра!
Мы ничего не знаем о местности, в которой оказались, так как на эти южные широты не заходил еще ни один корабль. Никому еще не удавалось в этих краях продвинуться столь далеко на юг. По этой причине первый полет над Антарктидой должен был пройти без сучка без задоринки. Не должно было быть никак неприятных происшествий, суть которых мы даже не могли предвидеть. По этой причине погоду было бы лучше спрогнозировать не вечером, а рано утром, на рассвете.
Уже в три часа утра Регула снял показания со всех своих метеорологических приборов. Однако летчики и специалисты «Люфтганзы» проснулись еще раньше. Они еще раз обследуют самолет и заправляют его горючим. Мы же просыпаемся около четырех часов утра.
Воздух необычно прозрачный, солнце находится уже высоко в небе. Дело в том, что на 69° южной широты в конце января солнце встает около полуночи. Слегка замерзшие мы носимся по палубе. Не стоит забывать, что сейчас в Антарктике лето. Малызка и Ставицки, стюарды нашего «салона», ставят на стол дымящийся кофе. Просто великолепно! Однако у всех в глазах видно огромное напряжение. Что принесет нам сегодняшний день? В «салон» заходит Ширмахер. Он должен протискиваться в дверь боком, настолько толстой является его меховая одежда.
Время дать добрый совет! Однако все отказываются от этой затеи. Во-первых, почти никто не знает, что происходит «там», то есть над Антарктическим континентом. Во-вторых, летчики совершенно не восприимчивы и к советам, и к прощальным словам! «Ну, тогда возвращайтесь в целости и в сохранности!» Пожалуй, эти слова точно передают общий настрой.
По очереди четверо мужчин залезают в самолет. Ширмахер — пилот, Лёзенер — механик, Грубер — радист, а Заутер выступает в роли фотографа… Взвыли моторы… Ослабевают крепления… Зажигается лампочка сигнала на катапульте… Болле дергает за рычаг… Самолет весом в одиннадцать тонн соскальзывает с полозьев и урча поднимается в небо. Конечно же, летчики не отказали себе в удовольствии сделать круг почета над кораблем, после чего берут курс на юг.
Мы еще долго стоим на палубе… Стоим до того момента, пока «Борей» полностью не пропадает из вида.
Мы возвращаемся с мостика с самыми тревожными мыслями. Впрочем, мы гоним их. Сегодня нам впервые предстоит приступить к выполнению экспедиционного плана. Но все же мы беспокоимся о своих четырех товарищах, которые в настоящий момент могут пребывать в реальной опасности. Это не взволнованность солдата, который находится в поле, но тревога того, кто зависит от машины. Использование человека и машины в нашем почти по-военному составленном плане должно было иметь определенные соотношения. Эти пропорции до сих пор не были урегулированными, во многом они определяются целым рядом факторов, многие из которых нам просто неведомы. Только когда мы приобретем определенный опыт, учтем все ранее неизвестные моменты, то можем вывести формулу использования человека и машины в Антарктике.
Конечно же, мы пытались предусмотреть буквально все. Каждый прибор, а также бензиновая смесь, были испытаны на больших морозах. Имевшееся на самолете оборудование является итогом накопленного за многие года опыта. Сани, надувная лодка, палатка, рацион продовольственного питания. Учтены даже сигареты и таблетки сухого спирта. Но… Тревога не покидает нас.
Мы уже разбирали учебный случай, когда самолет мог где-нибудь совершить вынужденную посадку. Однако в данном случае определяющим было слово «где-то». Если бы самолет приводнился, то это был бы самая из «благоприятных» неприятностей. В данном случае «Швабия» или специально посланный баркас могли бы забрать летчиков. А если посадка совершилась где-нибудь в глубине Антарктики, на расстоянии в полтысячи километров от берега? В данном случае спасательная экспедиция была бы очень сложной. Однако на этот случай наши люди уже водрузили на катапульту второй самолет — «Пассат». Он будет готов к старту уже через несколько минут. Надо только подать Болле сигнал, чтобы он дернул за один только ему известный рычаг.
Капитан Ричер вынужден произнести: ««Пассат» должен в случае необходимости оказать на той же широте и долготе помощь «Борею». Он может доставить инструменты или запасные части… или эвакуировать экипаж».
Парашюты? Конечно же, у экипажа были парашюты. Однако они предназначались только для исключительных случаев, о которых предпочитали не говорить. Этот исключительный случай наставал тогда, когда можно было бы сохранить жизнь всем четырем людям. Даже если бы машина сломалась или загорелась и при этом не было бы никакой возможности связаться со «Швабией», то мог бы стартовать второй самолет, чтобы тут же начать поиски.
Мы же придерживаемся твердого мнения, что второй самолет без проблем может найти место вероятного крушения.
Экипаж каждого из самолетов получил четкий приказ сообщать при помощи радиограмм о компасном курсе, и прежде всего об изменении этого курса. Кроме этого экипаж должен был сообщать обо всех происшествиях и событиях с точным указанием времени. К числу таких могли относиться: перелет через край льдов, появление в зоне видимости характерных горных цепей и т. д. Если бы стало необходимым использование второго самолета, то он бы полетел точно же таким же курсом, что и первый, изменяя свой курс по указанному ранее времени, а также проводя сравнение с рельефом местности, что позволило бы держать точный курс и найти указанную цель.
Мы успокаиваем себе такими размышлениями, когда направляемся по мостику в штурманскую рубку.
