В то время наша жизнь течет относительно размеренно. Если не считать текущей работы метеорологов и замеров дна при помощи эхолота, не происходит ничего! Каждые пять часов мы преодолеваем новый градус южной широты. Теперь можно рассказать, что раньше пережил каждый из участников экспедиции.

«Ну, любезный Брандт, уж коли вы заглянули к нам в гости, то поведайте о своей прошлой жизни!»

«И что же я вам должен рассказать? За рассказами вам лучше сходить к капитану Краулю или к капитану Коттасу, я повидал с ними немало. Однако они капитаны, а я всего лишь простой матрос».

«И до них дойдет очередь. Но ведь наша экспедиция в Антарктиду творится не тремя или четырьмя людьми. Она — результат деятельности всех 82 человек. И каждый из них очень важен, начиная от капитана Ричера и заканчивая юнгой».

«Ну да, если бы не было кока, то нам бы нечего было есть. Итак, в море я впервые вышел в 14 лет. Родом я из Восточной Фрисландии — области, которая традиционно связана с водой. Поначалу я ходил только на маленьких кораблях. Впрочем, два из них утонули… Мы шли с грузом руды из Норвегии… Был густой туман… Я нес вахту с 4 до 8 часов. Мы наскочили на мель… Трюм стал быстро наполняться водой… Капитан сказал, что не имеет смысла спасать это корыто. Мы сели в лодки… и оказались на берегу… А корабль осел на корму и быстро затонул… Пробоины были по обоим бортам. Позже мы потеряли еще один корабль — пароход. Дело было в Балтийском море… Сломалась машина. Поначалу мы пытались откачивать воду… однако она поднималась все выше и выше… Мы должны были покинуть борт. Следовавший за ними пароход тоже потерпел крушение. Это было у Аландских островов. Мы прибыли на маяк. Однако нам пришлось пройти еще несколько миль, прежде чем мы попали в ближайший рыбацкий поселок… Затем я десять лет работал на судах «Северогерманского Ллойда»… Это были большие и маленькие корабли. Большие четырехмачтовые суда даже ходили в Восточную Азию. Я был на «Регенсбурге». Там мы увидели, насколько все было разрушено… Там — это в Шанхае… Дело было в октябре 1938 года… Японцы тогда перед каждым мостом укладывали мешки с песком. А все грузовые суда… превращали в военные корабли… Мы были также в Цингтау… Японцы как люди очень надежные… они очень честные. Мы у них очень дешево покупали товары. Там покупали ящик с добром, которое можно было потом продать в 28 раз дороже… А еще были карандаши… которыми можно было писать ночью… однако когда я начал писать, то внезапно посветлело… У меня есть патент на небольшие перевозки. На этот раз я могу быть штурманом. И мой отец всегда ходил в море. Теперь у нас с братом есть собственная шхуна!»

«А вы женаты?»

«Нет, я не женат. Мы много времени проводим в море, а потому его не остается на семейную жизнь. Однако когда подберу себе жену, то поселюсь поближе к морю, например, на берегу гавани или где-нибудь в подобном месте. Неужели мне когда-то не потребуется идти в море?.. Однажды я был в Мексике… Мы с приятелями решили искупаться, но не знали, что в тех краях очень много акул. Вдруг раздался крик… и мы не досчитались одного человека… Это был матрос второго класса… Однажды нам удалось выловить одну из таких акул. Она была размером больше меня… Чего только не бывало в море».

Меня всегда интересовал вопрос, как на море попадают «сухопутные крысы», например из Силезии или Гарца. Об этом я решил поинтересоваться у корабельного юнги Гел ьмута Дукачова[3].

«Как оказался в море? Что нужно для этого сделать?… Мой отец — русский. В 1914 году он попал в немецкий плен и был направлен в Магдебург, а затем на полевые работы в Эйзенберг. Здесь он женился. Сам же я учился на токаря. Причем учился три с половиной года. Но меня всегда влекли к себе приключения. Я направил письма в несколько пароходств с просьбой взять меня юнгой. Было бы идеально, если бы пригодилась полученная мною профессия. В какой-то момент я написал в Бремен, где находился филиал «Северогерманского Ллойда». Вскоре я получил ответ, что к 1 декабря должен был прибыть в Бремен. Оттуда я направился на «Швабию». Я очень много читаю. Я читаю все книги, что получается достать, в особенности если в них речь идет про тропики. А еще я увлекаюсь иностранными языками. Мне кажется, что с этим у меня все в порядке. Кроме этого я не боюсь никакой работы. До сих пор у меня не получалось выйти в море. Но для этого надо иметь только волю. Родители никогда не одобряли моих увлечений, по крайней мере мама. Она бы никогда не согласилась, чтобы я стал моряком. Она хочет, чтобы я крепко стоял на ногах. Если бы я остался на берегу, то, наверное, смог бы со своей профессией зарабатывать кучу денег. Однако у меня ощущение, что они не сделали бы меня счастливым. Уже не один человек говорил мне, что я — исключительный тупица, раз отказался от такого заработка. Однако здесь, на корабле, я смогу посмотреть мир, увидеть разных людей и различные страны. И еще — я совершенно не скучаю по Родине. Поначалу я страдал морской болезнью. В районе Бискайского залива меня рвало три часа подряд. Но тогда этого никто не заметил. Сейчас же я нахожу эту качку прекрасной, я даже стал спать лучше. Когда меня приняли на «Швабию», то в первый момент не поверил своим ушам. Я полагал, что меня примут на какую-нибудь небольшую баржу, которая следует до Англии. Однако я оказался на большом корабле, который совершает длительное путешествие. Это был предел моих мечтаний. Мне всегда хотелось увидеть китов и айсберги. Зоология была одним из моих любимейших школьных предметов. Я хочу собрать что-то вроде музея. Не суть важно, будет ли это змеиная кожа, летучие рыбы или фото каких-нибудь негров. Я захватил с собой календарь, в котором отмечаю все события: появление китов, первые увиденные мною айсберги…»

Кстати, о морской болезни! Некто рассказал мне красивейшую историю, которую мне хотелось бы привести во всех деталях. «Корабельным юнгой ходил я на парусном судне. Мое первое плавание должно было пройти из Бремена в Англию. Утром в восемь часов мы покинули гавань и пошли вниз по течению. Ветер благоприятствовал нам, и, набрав приличную скорость, мы очень быстро оказались в Северном море. Вдруг капитан распорядился поставить паруса. Я вскарабкался на мачту, но как только я оказался наверху, мне стало настоль дурно, что весь мой завтрак извергнулся на палубу. Слегка отдохнувши, я кое-как стал спускаться. Первым делом мне надо было найти метлу и ведро, чтобы отдраить палубу. Чайки же, кружившиеся рядом, были очень рады моему завтраку, от которого успешно избавился мой желудок. Мы находились в море несколько дней, мне стало получше. Тогда я вопросил капитана о том, где мы находимся. Он мне дал ответ, что мы пребываем на Доггер-банке посреди Северного моря. Видел я там множество различных кораблей. Вопросил я еще раз капитана, что они там делают. Он отвечал, что ловят рыбу. Тем временем меня поставили на весла. Капитан пошел в каюту и вернулся с веревкой и удочками, что в деревне у нас называли «кивки». Я бы немало изумлен тем, как можно было в море таким образом наловить приличное количество скумбрии. Но мне удалось очень быстро наполнить маленькое ведро. Мне казалось, что этого было вполне достаточно.

«Нет, — рек мне шкипер, — лови куда больше. Мы не едим ее обычным образом, но хотим прокоптить». Это было для меня совершенной новинкой. К вечеру я выудил из моря около 300 рыбин. Нас было четверо на борту. Шкипер, подобно мне происходивший из восточных фризов, сказал мне: «Иди на камбуз, сообрази нам чайку, чтобы попить его с рыбкой». Так как у меня на родине был известен чай, то я думал, что должен заварить добрый кувшин чая, чтобы попить его с куском сахара. Я направился на камбуз, развел там огонь. После этого пошел наружу, чтобы наполнить котел водой. Я взял ведро, забросил его за борт, поднял, наполнил котел, и поставил на огонь, чтобы потом заварить чай. Я решил приготовить чай, который был моим любимым напитком. Когда остальные потрошили рыбу, мой чай был готов. Я подал голос: изволить откушать чаю! Как всегда, первым прибыл капитан. Я дам ему кружку, и он сделал изрядный