Во время своего второго путешествия (1772–1775) Джеймс Кук решил изучить территории близ мыса Обрезания Господня. Когда он не нашел никаких земель, то поставил на своих картах выразительный знак вопроса. На некоторых других картах он удалил изображение мыса.
Эта земля была заново открыта совершенно случайно в 1808 году. Это сделал английский путешественник Линдсей. По имевшимся описаниям он смог найти мыс Обрезания Господня. Его географическая широта — 54°22? южной широты — более-менее соответствовала открытой Буве земле. Однако географическая долгота была совершенно иной — Линдсей определил ее как 4°15? восточной долготы. Поскольку на указанной широте в нескольких днях пути не имелось никаких островов и земель, то было очень сомнительно, что Буве открыл именно мыс. Погода была весьма сносной, и Линдсей смог поставить паруса. Когда он исследовал землю, то установил, что она была островом. Он полагал, что был вправе заново назвать эти территории, а потому назвал их в свою честь — остров Линдсея.
Около 90 лет сюда больше не заглядывали люди. Остров в очередной раз был открыт немецкой экспедицией, которая в 1898 году на пароходе «Вальдива» занималась изучением глубин моря. Одной из целей экспедиции было подтверждение или опровержение факта наличия в Южной Атлантике спорных островов и территорий. Капитан Захсе, несмотря на плохую погоду, смог почти сразу же установить географические координаты мифического «мыса» — 54°26? 4» южной широты 3°23? 2» восточной долготы. Кроме этого он сразу же определил, что данные земли являлись островом вулканического происхождения. Он измерил высоту кратера над уровнем моря, которая в его подсчетах составляла 935 метров. Он назвал эту вершину в честь кайзера Вильгельма. Таким образом, были в первый раз осуществлены научные изыскания на этом острове, который был назван по имени его первооткрывателя. Однако, к великому сожалению, капитан Захсе не смог высадиться на остров.
Следующее научное исследование острова Буве было предпринято в 1926 году немецкой экспедицией на корабле «Метеор». Из-за плохой погоды и высокого прибоя ее участники также не смогли высадиться на эту землю. Однако ими были подтверждены сведения экспедиции «Вальдивы», а также были изучены окрестности острова. Во время этих изысканий была обнаружена в том числе так называемая впадина Буве, которая имела глубину более пяти тысяч метров. Это был огромный провал, находившийся в непосредственной близости от острова.
Обе эти экспедиции были сугубо научными предприятиями. Во время них даже не предполагалось в какой-либо мере использовать остров Буве с политическими целями. Однако в 1929 году норвежец Хорнтвендт причалил к острову на судне «Норвегия». Погода благоприятствовала тому, чтобы норвежцы смогли сойти на берег. Несмотря на то что капитан корабля был хорошо осведомлен о ранее предпринимавшихся немецких исследованиях острова, он установил на нем норвежский флаг, тем самым передав его в распоряжении норвежской короны. Официальное подтверждение этому последовало 23 января 1928 года, когда был принят специальный «королевский акт». История острова Буве является весьма поучительной.
Мы вновь связываемся с «Викингом». Нас должны встречать наши копченые колбаски. Однако мы натолкнемся на танкер «Анна Кнутсен», с которого к нам прибудет десять метров китовой колбасы. Но самое важное заключается не в этом — экипаж танкера готов забрать нашу почту. За все время нашего плавания это была первая отосланная домой почта! Вся экспедиция с головой погружается в писанину. Никто не играет в скат, забыт даже пинг-понг. Все усиленно строчат письма.
Вчера, 15 января, около острова Буве мы видели первые айсберги. Их немного, а размеры едва ли могут кого-то впечатлить. Сегодня же мимо нас плывут огромные льдины. Их вид настолько необычен, что взбудоражил почти всех нас. Почти сорок фотоаппаратов (как обычных, так и с телеобъективами) уставлены за борт.
Надпись, сделанная мелом на черной доске, возвещает, что сдать письма и почту необходимо к 13 часам 17 января. Мы непосредственно встречаемся с танкером на 63° южной широты. Мне поручена роль почтмейстера. Я беру приблизительно сотню писем и, покачиваемый небольшими, волнами направляюсь на шлюпке к «Анне Кнутсен». У трапа меня уже встречает капитан Руппер. Он принимает ценнейший груз на борт танкера. В качестве приветствия он задает вопрос: «Какое водоизмещение у «Швабии»?» — «Восемь тысяч тонн!» — «Разрази меня гром! Так много? Я полагал, что самое большее — семь с половиной тысяч тонн!» Мы шутливо раскланиваемся.
А вот и пришло время китовой колбасы! «Нам очень жаль, но у нас самих ее не очень много. Но мясо кита — это что-то с чем-то!» Мясо, конечно, недурно, но кормить только им 82 голодных полярников мне кажется сомнительной затеей. «Капитан Руппер, а почему, собственно, у вас такое ограниченное количество китового мяса?» — «Ну, так какие времена! Большинство китов перебили. За время плавания многих ли вы видели?» — «Да почти никого!» — «Ну вот видите! В этом году киты уплыли!» — «Тысяча благодарностей вам и самые теплые приветы из Гамбурга».
После этого два корабля прощаются протяжными гудками. Один направляется на север — в Гамбург, а другой — непосредственно к Южному полюсу. Другой корабль — это мы. Но мы нисколько не сожалеем, что направляемся не домой — впереди нас ожидает самое загадочное и увлекательное. До острова Буве добиралось множество других людей, а потому едва ли мы можем гордиться таким достижением. Теперь многие из нас видели айсберги. Но мы хотим продвинуться еще южнее. Нам предстоит самая занимательная и интересная часть путешествия, так сказать, второй и третий акты нашего морского представления.
Нам кажется очень странным, что айсберги встречаются гораздо реже, нежели мы того ожидали. К вечеру 18 января мы достигли 68°10? южной широты, однако за весь день увидели только один айсберг. Для нас это является непонятным и неправильным. Капитан Крауль просто сражен наповал. Он-то нам пророчил совершенно иное!
Миновав остров Буве, мы должны были бы видеть непрерывные льды, в которых можно было бы застрять и замерзнуть. Почти тридцатилетний опыт Крауля оказывается под угрозой. Предполагалось, что, отойдя на несколько морских миль от Буве, мы должны были повернуть на восток, обходя ледяные нагромождения, которые тянулись от земли Грэхема до 20° восточной долготы. Только здесь из-за сильных морских течений вода, как правило, почти никогда не замерзает.
Но как уже говорилось выше, из всего запланированного почти ничего не произошло. Единственный термометр, который устойчиво показывал приличные холода, находился в морозильной камере нашего корабля. Другой термометр, сообщавший о холоде, принадлежал Ланге, но этот прибор постоянно пребывал на радиозондах. Так, например, еще на 6° южной широты, то есть фактически на экваторе, он сообщал нам, что в стратосфере было 74,4° мороза, а потому его сообщения о морозах для нас не имели никакого значения. Однажды мимо нас проплыл огромный айсберг, на котором стояло несколько пингвинов. Однако одна ласточка не была еще признаком наступившего лета, а потому несколько пингвинов не могли считаться приметой приближавшихся холодов. Капитан Ричер даже стал подумывать, что наше путешествие превратилось в прогулочную экскурсию. Только когда мы увидели снежного буревестника, небольшую белую птицу, являвшуюся предвестником паковых льдов, капитан Крауль вздохнул: «Нас отделяет от льдов самое больше 80 морских миль». На этот раз его заявление было весьма категоричным. Но и на этот раз его ожидал промах. Снежный буревестник — очень выносливая птица. Она словно дурачила нашего славного Крауля, отлетев ото льдов не на 80 морских миль, а на все 150!
«Кит! Кит!!!» — я не знаю, кто так истошно кричал, но этот возглас больше напоминал гортанный крик «Караул! Пожар! Горим!» или же «Ура! К нам пришла почта!» Все, кто был на палубе, подхватывают крик — «Кит, кит, кит!» — и бросаются разглядывать море в надежде увидеть это гигантское животное. Впрочем, почти никто ничего не видит.
Я нерешительно приближаюсь к капитану Краулю, который стоит на смотровой палубе и вглядывается куда-то влево. Я направляю туда же свой взгляд, а затем указываю пальцем. Крауль в знак согласия кивает головой. То, что должно быть китом, в действительности выглядит темным пятном на воде! Я сравниваю это пятно с гигантским животным, чье 30-метровое чучело я видел в Берлинском музее естествознания. Его туша несколько лет лежала на барже в Берлине близ Замкового моста, прежде чем превратилась в чучело. Мне киты всегда казались более могущественными и величавыми созданиями, нежели то жалкое пятнышко, виднеющееся вдали. Не успел я подумать об этом, как черный сгусток приподнимается из воды и танцуя выпрыгивает из сине-зеленого моря. Он поднимает ввысь мириады белоснежных брызг. А затем с шипением и сопением выстреливает из своих ноздрей мощную водяную
