— Что именно, капитан? — спросил лейтенант Фейрхольм.
– Вот это! — рявкнул Крозье, широким взмахом обеих рук указывая на белые стены, снасти такелажа над головой, факелы… на все сразу.
– Ничего не значит, капитан, — ответил мистер Фарр. — Это просто… карнавал.
Крозье всегда считал Фарра надежным, здравомыслящим человеком и прекрасным грот-марсовым старшиной.
— Мистер Фарр, вы участвовали в такелажных работах здесь? — резко осведомился он.
— Да, капитан.
– А вы, лейтенант Фейрхольм, вы знали о… о медвежьей голове… выставленной столь диким и несуразным образом в последнем помещении?
– Да, капитан, — ответил Фейрхольм. На длинном обветренном лице лейтенанта не отразилось ни малейшего страха перед гневом начальника экспедиции. — Я самолично застрелил медведя. Вчера вечером. Если точнее, двух медведей. Самку и почти взрослого детеныша. Мы собираемся пожарить мясо между одиннадцатью и полуночью — устроить своего рода пиршество, сэр.
Крозье буравил мужчин взглядом. Сердце у него бешено колотилось, в душе клокотал гнев, который — сейчас подогретый недавно выпитым виски и сознанием, что в грядущие дни придется обходиться без спиртного, — на суше частенько доводил его до рукоприкладства.
Но здесь он должен соблюдать осторожность.
— Мистер Диггл, — наконец обратился он к жирной китаянке с огромными грудями, — вы знаете, что печень белого медведя опасна для здоровья?
Двойной подбородок Диггла запрыгал, как и подушечные груди под ним.
— О да, капитан. В печени этого полярного зверя содержится какая-то гадость, которую оттуда не вытравить, сколько ни жарь. К сегодняшнему пиршеству я не собираюсь готовить ни печень, ни легкие, капитан, уверяю вас. Только свежее мясо — сотни фунтов свежего мяса, запеченного, прокопченного и прожаренного наилучшим образом, сэр.
Голос подал лейтенант Фейрхольм.
– Люди сочли за доброе предзнаменование тот факт, что мы натолкнулись на двух медведей на льду и сумели убить их, капитан. Все с нетерпением ждут полночного пиршества.
– Почему мне не доложили о медведях? — осведомился Крозье.
Офицер, грот-марсовый старшина и кок переглянулись. Стоявшие поблизости птицы и феи — тоже.
— Мы убили самку и детеныша вчера поздно вечером, капитан, — наконец сказал Фейрхольм. — Полагаю, сообщение между кораблями сегодня осуществлялось в одностороннем порядке: люди с «Террора» приходили, чтобы принять участие в подготовке к карнавалу, но посыльные с «Эребуса» не отправлялись. Прошу прощения, что не поставил вас в известность, сэр.
Крозье знал, что повинен в данном упущении Фицджеймс. И знал, что все мужчины вокруг знают это.
– Хорошо, — после долгой паузы промолвил он. — Продолжайте развлекаться. — Но когда люди начали снова надевать маски, он добавил: — И молите Бога, чтобы часы сэра Джона остались в целости и сохранности.
– Есть, капитан, — хором откликнулись все маски вокруг.
Бросив последний, почти опасливый взгляд назад, в сторону ужасного черного зала (повергшего Френсиса Крозье в такой тяжелый приступ депрессии, какой он редко испытывал за пятьдесят семь лет своей хронической меланхолии), он вышел из белого покоя в оранжевый, из оранжевого в зеленый, из зеленого в пурпурный, из пурпурного в синий, а из синего на открытый темный лед.
Только выйдя из разноцветного парусинового лабиринта, Крозье почувствовал, что в состоянии дышать ровно.
Фигуры в причудливых нарядах боязливо сторонились сердито насупленного капитана, когда он шагал к «Эребусу» и темной, тепло укутанной фигуре, стоявшей на верху ледяного откоса.
Капитан Фицджеймс стоял в одиночестве у фальшборта, на самом верху ската. Он курил трубку.
— Добрый вечер, капитан Крозье.
— Добрый вечер, капитан Фицджеймс. Вы заглядывали внутрь этого… этого…
Не найдя подходящего слова, Крозье махнул рукой в сторону шумного, озаренного светом факелов города из парусиновых стен и хитроумно натянутых снастей такелажа.
— Да, разумеется, — ответил Фицджеймс. — Я бы сказал, люди проявили поразительную изобретательность.
На это Крозье было нечего сказать.
— Теперь вопрос в том, — продолжал Фицджеймс, — пойдет ли весь этот многочасовой труд и вся эта изобретательность на пользу экспедиции… или же сослужит службу дьяволу.
Крозье попытался заглянуть в глаза молодому офицеру, спрятанные под козырьком фуражки, поверх обмотанной шерстяным шарфом. Он не понимал, шутит Фицджеймс или говорит серьезно.
— Кому принадлежала идея соорудить этот… лабиринт? — спросил Крозье. — Разноцветные отсеки? Черный зал?
Фицджеймс затянулся, отнял трубку от рта и хихикнул.
— Все это придумал молодой Ричард Эйлмор.
— Эйлмор? — повторил Крозье. Имя он помнил, но человека едва ли. — Ваш стюард?
— Точно.
Крозье вспомнил щуплого мужчину с запавшими задумчивыми глазами, педантичными нотками в голосе и жидкими черными усами.
— Откуда, черт возьми, он взял все это?
— Эйлмор несколько лет жил в Соединенных Штатах, прежде чем вернулся домой в сорок четвертом году и нанялся на работу в Службу географических исследований, — сказал Фицджеймс. Его зубы легко постукивали по черенку трубки. — Он утверждает, что в сорок втором году, когда жил в Бостоне у своего кузена, читал один дурацкий рассказ с описанием точно такого маскарада, с такими вот разноцветными залами. В дешевом журнальчике под названием
Крозье мог лишь потрясти головой.
— Френсис, — продолжал Фицджеймс, — в течение двух лет и одного месяца при сэре Джоне спиртное на нашем корабле находилось под строгим запретом. Тем не менее мне удалось тайно пронести на борт три бутылки прекрасного виски, подаренные мне отцом. У меня осталась одна бутылка. Вы окажете мне честь, коли выпьете со мной сегодня. Люди начнут жарить мясо медведей, подстреленных вчера, только через три часа… я разрешил нашему мистеру Уоллу и вашему мистеру Дигглу установить на льду две печи с вельботов, чтобы разогревать блюда типа консервированных овощей, и соорудить огромную жаровню в так называемом Белом зале для приготовления собственно мяса. На худой конец мы хотя бы поедим свежего мяса впервые за три с лишним месяца. Вы согласны посидеть со мной за бутылкой виски в бывшей каюте сэра Джона, пока не настанет время праздничного ужина?
Крозье кивнул и проследовал за Фицджеймсом на корабль.
25. Крозье
70°05? северной широты, 98°23? западной долготы
31 декабря 1847 г. — 1 января 1848 г.
Крозье и Фицджеймс спустились с «Эребуса» на лед незадолго до полуночи. В кают-компании —