любой момент могли смерзнуться, но он все равно продолжал моргать.

Казалось, будто на льду установлено множество гигантских разноцветных шатров, только крыши у этих шатров отсутствовали. Вертикальные стены, освещенные изнутри и снаружи десятками факелов, тянулись зигзагом от открытого участка морского льда в лес сераков и вплоть до отвесной стены самого айсберга. Казалось, будто анфилады гигантских залов или разноцветных чертогов за ночь выросли на льду. Каждое следующее «помещение» располагалось под углом к предыдущему — натянутые полотнища парусов делали заметный поворот через каждые двадцать ярдов или около того.

Первый зал выходил на восток. Здесь парусина была покрашена в ярко-синий цвет — цвет ясного неба, которого они не видели уже так давно, что сейчас при виде него у капитана Крозье к горлу подкатил ком, — и в свете установленных снаружи факелов синие стены сверкали и пульсировали.

Крозье прошел мимо мистера Блэнки и его товарищей, остолбеневших от изумления с разинутыми ртами. Он услышал, как ледовый лоцман пробормотал: «Мать честная».

Крозье подошел ближе — собственно говоря, вступил в пространство, огороженное сияющими синими стенами.

Фигуры в диковинных ярких нарядах скакали и прыгали вокруг него — тряпичники с хвостами из разноцветных лохмотьев, волочащихся за ними; долговязые трубочисты в траурно-черных фраках и запачканных сажей цилиндрах, откалывающие коленца; легко пританцовывающие экзотические птицы с длинными золотыми клювами; арабские шейхи в красных тюрбанах, скользящие по темному льду; пираты в голубых масках мертвецов, занятые погоней за резво скачущим единорогом; генералы наполеоновской армии в белых масках театра кабуки, шествующие мимо торжественной процессией. Объемистая фигура, облаченная во все зеленое — лесной дух? — подбежала к Крозье и пропела фальцетом: «Для вас остался целый сундук костюмов, капитан. Присоединяйтесь к нам, коли желаете», — а потом видение исчезло, снова смешавшись с шумной толпой причудливо наряженных людей.

Крозье двинулся дальше, углубляясь в лабиринт разноцветных чертогов.

За синим залом находился пурпурный, длинный и резко поворачивающий направо. Крозье заметил, что устроители карнавала украсили каждое помещение коврами и гобеленами, поставили там и сям столы или бочки и покрасили все предметы обстановки в цвет сияющих парусиновых стен.

За пурпурным залом оказался зеленый — теперь поворачивающий налево, но под таким странным углом, что Крозье пришлось бы посмотреть на звезды, будь таковые видны в небе, чтобы сориентироваться по сторонам света. В этом длинном помещении веселилось больше ряженых, чем в любом из двух предыдущих: еще экзотические птицы, принцесса в лошадиной маске, существа с сегментарными телами и суставчатыми конечностями, похожие на гигантских насекомых.

Френсис Крозье не помнил, чтобы такие костюмы хранились в сундуках Парри на «Фьюри» и «Хекле», но Фицджеймс утверждал, что Франклин взял в плавание именно те тронутые тленом артефакты.

Стены, предметы обстановки и освещение в четвертом зале были оранжевыми. Свет факелов, проникавший сквозь тонкую оранжевую парусину, казался таким густым, что хоть пей. Полотнища оранжевой парусины, разрисованные наподобие гобеленов, устилали морской лед, а в центре покрытого оранжевой простыней стола стояла огромная чаша для пунша. По меньшей мере тридцать гротескных фигур толпилось вокруг чаши, некоторые приподнимали свои клювастые или клыкастые личины, чтобы им не мешали пить.

Крозье вдруг с великим изумлением осознал, что из пятого сегмента лабиринта доносится громкая музыка. Снова повернув направо, он вступил в белый зал. Покрытые простынями матросские сундуки и стулья из офицерской столовой стояли вдоль белых парусиновых стен, и фантастическая маска в дальнем конце помещения крутила ручку почти забытой музыкальной шкатулки из кают-компании «Террора», с чьих металлических дисков лились популярные танцевальные мелодии. Почему-то звуки музыки казались гораздо громче здесь, на льду.

Группа ряженых выходила из шестого зала, и Крозье, прошагав мимо музыкальной шкатулки, круто повернул направо и вошел в фиолетовый покой.

Взглядом опытного моряка капитан по достоинству оценил конструкцию из тросов, поднимавшихся от вертикальных стоек к подвешенному в воздухе брусу (к нему сходились многочисленные тросы из всех шести помещений), и толстых канатов, тянувшихся от центрального бруса к анкерам, вбитым высоко в стену айсберга. Мачтовые матросы с «Эребуса» и «Террора», придумавшие и возведшие этот парусиновый лабиринт, явно также отчасти утолили здесь свою тоску по привычному делу, которым не имели возможности заниматься в продолжение многих месяцев, пока томились бездействием на затертых льдами кораблях со снятыми стеньгами, реями и такелажем. Но в фиолетовом зале было мало ряженых — освещение в нем производило удивительно тягостное впечатление. Вся обстановка здесь состояла из десятка пустых упаковочных клетей посреди помещения, задрапированных фиолетовыми простынями. Несколько птиц, пиратов и тряпичников ненадолго задержались тут, чтобы осушить свои хрустальные бокалы, принесенные из белого зала, огляделись по сторонам, а потом быстро вернулись в предыдущие покои.

В последнем зале, казалось, вообще не было света.

Крозье вышел из фиолетового зала и, резко повернув направо, очутился в помещении, где царила кромешная тьма.

Нет, не совсем так, осознал он. За черными парусиновыми стенами здесь тоже горели факелы, но свет едва пробивался сквозь них, почти не рассеивая мрака. Крозье пришлось остановиться, чтобы глаза привыкли к темноте, а когда это произошло, он испуганно попятился.

Лед под ногами исчез. Казалось, он ступает прямо по черной воде арктического моря.

Капитану понадобилось лишь несколько секунд, чтобы понять, в чем дело. Матросы густо посыпали лед сажей, взятой из котельной и угольных бункеров, — старый прием, которым пользуются моряки, чтобы ускорить таяние морского льда поздней весной или капризным летом, — но сейчас, посреди полярной зимы с морозами до минус ста градусов,[12] таяния льда не происходило. От сажи и угля лед под ногами просто стал невидимым во мраке последнего ужасного зала.

Когда глаза Крозье окончательно привыкли к темноте, он увидел, что в длинном черном помещении находится лишь один предмет обстановки, но стиснул зубы от гнева, когда рассмотрел, что это за предмет такой.

Эбеновые напольные часы капитана сэра Джона Франклина стояли в дальнем конце черного зала, вплотную придвинутые к ледяной стене айсберга, в которую упирался парусиновый лабиринт. Крозье слышал размеренное тяжелое тиканье.

А над тикающими часами из льда выступала, словно в попытке вырваться на свободу, мохнатая белая голова чудовища с желтыми клыками.

Нет, снова поправил он себя, не чудовища. К ледяной стене каким-то образом прикрепили голову крупного белого медведя. Пасть зверя была широко раскрыта. В черных глазах отражался скудный свет факелов, пробивавшийся сквозь черные парусиновые стены. Одни только зубы и шерсть медведя смутно белели во мраке черного зала. Из разверстой пасти вываливался ярко-красный язык. Под мохнатой головой мерно тикали эбеновые часы.

Охваченный безотчетной яростью, Крозье стремительно вышел из черного помещения, прошагал через фиолетовое, остановился в белом зале и грозным голосом крикнул офицера — любого офицера.

Сатир в длинной маске из папье-маше и с приапическим конусом, торчащим из-под красного ремня, подбежал к нему на черных копытах, подвязанных к грубым башмакам.

– Да, сэр?

– Снимите эту чертову маску!

— Есть, капитан, — откликнулся сатир, поднимая на лоб маску и оборачиваясь Томасом Р. Фарром, грот-марсовым старшиной «Террора».

Стоявшая поблизости китаянка с огромными грудями стянула маску вниз, явив взорам круглую толстую физиономию кока, мистера Диггла. Рядом с Дигглом стояла гигантская крыса, которая приспустила свою мерзкую личину достаточно низко, чтобы показать лицо лейтенанта Джеймса Уолтера Фейрхольма с «Эребуса».

— Что, черт побери, все это значит? — проревел Крозье. При звуках его голоса разнообразные фантастические существа съежились и попятились к белым стенам.