горящего в топке угля падали из открытой двери в коридор.

— Мистер Грегори? — Оклик Фицджеймса прозвучал достаточно громко и достаточно неожиданно, чтобы Гудсер снова почувствовал острый позыв к мочеиспусканию. — Мистер Грегори? — повторил капитан.

Ответа не последовало. Со своего места в коридоре врач видел лишь несколько квадратных футов пола котельной и несколько куч рассыпанного угля. Из котельной доносился такой запах, будто там кто-то жарил говядину. У Гудсера, против его воли, потекли слюнки.

— Оставайтесь здесь, — велел Фицджеймс Дево и Гудсеру. Старший помощник напряженно всмотрелся сначала вперед, потом назад — водя фонарем по широкой дуге, крепко сжимая нож в поднятой руке, — в попытке разглядеть что-нибудь в темном коридоре за пределами освещенного пространства. Гудсеру оставалось лишь стоять на месте, сжимая замерзшие пальцы в кулак. От почти забытого запаха жарящегося мяса рот у него наполнился слюной и желудок заурчал, несмотря на владевший им страх.

Фицджеймс завернул за косяк и скрылся в котельной.

Целую вечность, продолжавшуюся от пяти до десяти секунд, оттуда не доносилось ни звука. Потом тихий голос капитана буквально прогремел в тишине:

— Мистер Гудсер. Войдите, пожалуйста.

В помещении находились два человеческих тела. В одном врач опознал инженера, мистера Грегори. У него были выпущены внутренности. Труп лежал в углу у кормовой переборки, но серые ленты кишок валялись по всему полу котельной, точно праздничные гирлянды. Гудсеру приходилось смотреть под ноги, чтобы не наступить на них. Второе тело — коренастый мужчина в синем свитере — лежало на животе, с вытянутыми вдоль боков и повернутыми ладонями вверх руками, головой и плечами в топке котла.

— Помогите мне вытащить его, — сказал Фицджеймс.

Врач схватил мужчину за левую ногу и за дымящийся свитер, капитан взял за другую ногу и правую руку, и они вытянули труп из огня. Верхняя челюсть мертвеца на секунду зацепилась за фланец металлической решетки, но потом соскочила с нее, сухо щелкнув зубами.

Гудсер перевернул тело на спину, а Фицджеймс снял куртку и забил язычки пламени, пляшущие в волосах трупа.

У Гарри Гудсера возникло такое ощущение, будто он наблюдает за всем происходящим откуда-то издалека. Профессионал в нем отметил с отстраненной бесстрастностью, что низкое пламя в полупустой топке выжгло мужчине глаза, дотла сожгло нос и уши и превратило лицо в подобие пережаренного, пузырящегося пирога с малиной.

– Вы узнаете его, доктор Гудсер? — спросил Фицджеймс.

– Нет.

– Это Томми Плейтер, — выдохнул Дево, стоявший в дверном проеме. — Я узнал его по свитеру и по сережке, вплавленной в ухо.

– Черт возьми, лейтенант! — рявкнул Фицджеймс. — Стойте на страже в коридоре.

– Есть, сэр, — сказал Дево и вышел прочь. Гудсер услышал характерные звуки рвоты.

– Я хочу, чтобы вы… — начал капитан, обращаясь к Гудсеру.

Со стороны носа донесся глухой удар страшной силы и такой громкий треск, что Гудсер решил: корабль раскололся пополам.

Фицджеймс схватил фонарь и пулей вылетел за дверь, оставив свою дымящуюся куртку в котельной. Гудсер бросился следом, а Дево устремился за ним. Они пробежали мимо перевернутых бочек и раздавленных упаковочных клетей, а потом протиснулись по узкому проходу между черными железными стенками цистерн, где хранились оставшиеся запасы пресной воды, и сложенными в ряд последними мешками угля.

Когда они пробегали мимо открытой двери угольного бункера, Гудсер бросил взгляд направо и увидел голую человеческую руку, перекинутую через железный порог. Он остановился и наклонился, чтобы рассмотреть, кто там лежит, но лучи света уже скользнули прочь, ибо капитан и старший помощник с фонарями продолжали бежать дальше. Гудсер остался в кромешном мраке — наедине с очередным трупом, надо полагать. Он выпрямился и бросился догонять мужчин.

Снова треск и грохот. Крики, теперь доносившиеся сверху. Выстрел мушкета или пистолета. Еще один выстрел. Дикие вопли. Орали несколько мужчин.

Гудсер, находившийся вне прыгающих кругов света от фонарей, выскочил из узкого коридора на открытое темное пространство и с разбегу налетел на толстый дубовый пиллерс, крепко ударившись головой. Он упал навзничь в полузамерзшую грязную жижу, покрывавшую палубный настил восьмидюймовым слоем. Он отчаянно пытался остаться в сознании, но никак не мог сфокусировать взгляд — фонари казались всего лишь плавающими расплывчатыми оранжевыми пятнами, — и все вокруг дурно пахло нечистотами, угольной пылью и кровью.

— Трапа нет! — выкрикнул Дево.

Теперь, когда в глазах у него перестало двоиться, Гудсер увидел: носовой трап, сколоченный из толстых дубовых досок и способный выдержать нескольких мужчин по двести фунтов весом, несущих на себе стофунтовые мешки с углем, был разнесен в щепки. Обломки досок висели под открытым люком наверху.

Вопли доносились со средней палубы.

— Подсадите меня, — выкрикнул Фицджеймс, который засунул пистолет за пояс, поставил фонарь на пол и теперь пытался ухватиться руками за край люка. Он начал подтягиваться. Дево наклонился, чтобы подсадить его.

Внезапно над квадратным проемом с ревом полыхнул огонь.

Фицджеймс выругался и упал навзничь в ледяную воду всего в нескольких шагах от Гудсера. Казалось, носовой люк и вся средняя палуба над ним охвачены пламенем.

«Пожар», — подумал Гудсер. Он давно знал, что больше всего моряки боятся пожара — больше, чем боятся утонуть, замерзнуть или потеряться в открытом море, — и сейчас понял почему. Едкий дым заполз в ноздри.

Бежать некуда. Снаружи стоит стоградусный мороз и бушует метель. Если корабль сгорит, они все погибнут.

— Главный трап, — выдохнул Фицджеймс.

Он вскочил на ноги, схватил фонарь и бегом пустился в сторону кормы. Дево последовал за ним.

Гудсер пополз на четвереньках по полузамерзшей жиже, с трудом поднялся на ноги, упал, снова пополз, а потом опять встал и побежал следом за удаляющимися огнями фонарей.

По средней палубе прокатился протяжный рев. Раздался треск мушкетных выстрелов, грохнул ружейный залп.

Гудсер хотел остановиться возле угольного бункера, чтобы проверить, жив ли обладатель руки, но, когда он добежал дотуда, там было темно хоть глаз выколи. Он побежал дальше, наталкиваясь на стенки узкого коридора то одним, то другим плечом.

Огни фонарей уже поднимались к средней палубе. Клубы дыма валили из люка вниз.

Гудсер стал взбираться по трапу, получил по лицу башмаком капитана или старшего помощника (он не знал, кто находится перед ним), а потом оказался на средней палубе.

Он не мог дышать. Он ничего не видел. Вокруг него плясали тусклые огни фонарей, но густой дым поглощал лучи света.

Гудсер испытывал острое желание отыскать трап, ведущий в жилую палубу, и вскарабкаться по нему, потом подняться дальше, на свежий воздух, но справа от него — ближе к носу судна — кричали люди, и поэтому он упал на четвереньки. Здесь можно было дышать. Еле-еле. Он увидел оранжевый свет в носовой части, слишком яркий для фонарей.

Гудсер пополз вперед, нашел коридор по левому борту, слева от мучной кладовой, и пополз дальше. Впереди, где-то в дыму, люди забивали огонь одеялами. Одеяла загорались.

– Организуйте подачу воды по цепочке! — прокричал Фицджеймс из-за дымовой завесы впереди. — Передавайте сюда ведра с водой!

– Воды нет, капитан! — провопил голос столь возбужденный, что Гудсер не узнал его.

– Давайте ведра с мочой! — Голос капитана прорезался сквозь дым и шум подобием клинка.