свитер. Жди меня на кухне.

Гарриет пошла в кладовку, чтобы найти что-нибудь теплое. Порывшись в вещах, она отыскала отцовский кардиган, который все они время от времени надевали. Как давно это было! Тогда все были беззаботны и счастливы. Казалось, что это было много лет тому назад, в другом столетии, в другом измерении. Тогда Крессида была невестой Оливера, брак их родителей представлялся ей счастливым, у нее самой было интересное дело. Неужели все случилось только вчера?

Гарриет зябко повела плечами, надела кардиган и пошла на кухню ждать Оливера.

- Ты действительно не возражаешь, чтобы я пошел с тобой? - спросил он с сомнением.

- Олли, - сказала Гарриет, - ты тоже заслужил немного отдыха. Идем погуляем, и пошли всех к чертям.

Они стояли на мосту, глядя на далекие звезды.

- Похожи на звезды в пустыне, - сказал Оливер. - Помнишь, мы с Мерлином путешествовали по пустыне. Как же мы тогда были счастливы! Жизнь так быстротечна. Мне нужно было жениться на тебе, а не на Крессиде, хотя, впрочем, я на ней так и не женился.

- Если ты хочешь сделать мне предложение, то я сразу говорю - нет. Думаю, ты сейчас жалеешь, что она в свое время не отказала тебе.

Они долго молчали.

- Крессида не смогла бы отвергнуть мое предложение, Гарриет, - сказал Оливер, - потому что я его никогда не делал. Это она сделала мне предложение и сделала так, что я не мог его не принять.

Гарриет внимательно посмотрела на него, думая, что он шутит, но лицо Оливера было серьезным.

- Как это? Ничего не понимаю, - сказала она.

- О Господи, зачем я только сказал об этом. Забудь мои слова, Гарриет.

- Олли, ты что, смеешься надо мной? Как можно забыть такое? Почему ты не мог отказать ей? Разве ты не хотел жениться на ней? Если не хотел, то почему согласился?

- Причина стара как мир - она была беременна.

Все поплыло у Гарриет перед глазами, мост под ногами, казалось, рухнул. Она потянулась к перилам, но и их не было.

- Оливер, - сказала она, - я совершенно запуталась. Можешь ты мне рассказать все с самого начала?

- Прости, Гарриет, я сам совершенно запутался. Давай вернемся на год назад. У нас с Крессидой начался роман. Она мне очень нравилась, и я ей, кажется, тоже. Она была такая хорошенькая, веселая…

- Да, да, - перебила его Гарриет, - не надо мне ее описывать. Давай ближе к делу.

- Хорошо. У нас с Крессидой был роман. Если ты помнишь, она гостила у нас несколько недель в Бар- Харбор в августе прошлого года. Мы очень весело проводили время, много плавали. У нас не было тогда ничего серьезного. Так мы думали. Во всяком случае, я не давал ей никаких обещаний. Ей тогда было двадцать шесть лет, и она уже не была… как бы тебе сказать…

- …девственницей, - подсказала Гарриет. Она знала, как серьезно Оливер относится к жизни, и не представляла его в роли соблазнителя.

- Да, - согласился он. - В октябре она написала мне, что у нее есть несколько дней отпуска, и она бы хотела провести их со мной. Я согласился. Тогда я уже был не один, но согласился. Ты понимаешь меня?

- Да, Оливер, я тебя понимаю. - Гарриет с нежностью дотронулась до его руки.

- Я встретил ее в аэропорту «Кеннеди», и мне показалось, что она немного напряжена, но не более того. В тот вечер мы пошли в ресторан. С нами были мои родители. Тогда мы очень весело провели время. Вернувшись домой, мы еще немного посидели, потом предки ушли спать. И тут Крессида мне объявила, что она беременна, что ребенок от меня и мы должны как можно скорее обручиться. Гарриет, клянусь, она никогда раньше ни словом, ни намеком не обмолвилась об этом, и я ничего не мог понять. Я совсем не любил ее и не хотел жениться. Я сказал ей об этом. Она разрыдалась и выбежала из комнаты. Когда она немного успокоилась и вернулась обратно, то сказала мне, что ее тошнило, что ее постоянно тошнит и она ужасно себя чувствует. Мне было так плохо, Гарриет, так стыдно. Мы долго разговаривали, и я старался ее заверить, что не брошу ее одну с ребенком, что буду заботиться о нем, но жениться на ней не могу. Она спросила меня, не хочу ли я, чтобы она сделала аборт. Я ответил, что такой вариант не исключен, и тогда она стала снова рыдать и говорить, что я хочу уничтожить нашего ребенка. Затем ей опять стало плохо, и она убежала, а когда вернулась, все повторилось сначала. Гарриет, ты не представляешь, как ужасно я себя тогда чувствовал. Теперь я хорошо понимаю людей, которые под пытками дают ложные показания.

- Олли, Олли, мне так тебя жалко.

- Теперь я понимаю своих родителей, когда они предупреждали меня не вступать в случайные половые связи, - сказал Оливер, горько усмехнувшись. - Такое к хорошему не приводит. Можешь легко себе представить, что было дальше. Я не спал всю ночь, размышлял над тем, какой я подонок, какая Крессида чудесная девушка, какое прекрасное лето мы провели вместе, какая хорошая жена из нее получится, как будут счастливы наши родители, и рано утром я помчался к ней и сказал, что женюсь.

Она побежала к моим родителям и все им рассказала. Они вроде бы были рады, во всяком случае, отец. Мама промолчала, но позвонила твоим родителям и все им рассказала. Остальное ты знаешь. Все понеслось, как снежный ком с горы.

- Но, Олли, я совсем ничего не знаю. Что стало с ребенком?

- Она его потеряла, - ответил он с грустью. - Спустя две недели. Она настаивала на том, чтобы мы ничего не говорили нашим родителям, они не знали о ребенке, и мы решили не откладывать нашу свадьбу.

- А потом она вернулась в Лондон?

- Да.

- Она хорошо все продумала, - сказала Гарриет.

- Нет, нет, - сказал Оливер. - Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, и уверяю тебя, что ты ошибаешься. Она действительно была беременна и чувствовала себя ужасно. У нее были налицо все симптомы. Я врач, Гарриет, и меня нелегко провести, и, кроме того, у нее была справка из больницы. Ты не помнишь, как она тогда себя чувствовала? Может, она куда-нибудь надолго уезжала? Или знаешь какие-либо другие подробности?

- Нет, - ответила Гарриет, стараясь не думать о том, что Крессиде с ее связями можно было легко получить такую справку.

- Нет, я не помню, но справедливости ради должна сказать, что в то время я много разъезжала и часто жила в Париже. Но мама никогда ни о чем таком не упоминала. Господи, о чем мы говорим? Ведь мы имеем дело с человеком, которого мы совершенно не знали. С женщиной, в день свадьбы улетевшей на самолете, который она сама пилотировала, в то время как мы считали, что она не может управлять даже велосипедом; которая давно продала свою квартиру, хотя делала вид, что продолжает в ней жить. «Этот факт хотя бы проливает свет на появление загадочного наследства», - вспомнила она слова Джеймса. - Но почему ты все-таки…

- Не разорвал помолвку? - перебил ее Оливер. - Это было бы прекрасно, и я хотел сказать ей об этом, но когда через неделю она приехала ко мне, то была очень бледной, много плакала, говорила, что очень несчастна и что только наш брак может спасти ее от необдуманных шагов. Мне казалось, что она меня действительно любит и нуждается во мне. И я снова не смог ничего сказать ей. Ты прекрасно знаешь, что у меня покладистый характер. К тому же в то время я только начинал свою карьеру и считал, что хорошая жена мне не помешает. Я даже сумел убедить себя, что счастлив.

- Боже, какой кошмар! - сказала Гарриет, чувствуя, как по ее телу ползут мурашки.

- Сначала я тоже так думал, но потом переубедил себя. Мои родители были счастливы, и ваши тоже. Все шло хорошо, и мне и в голову не приходило, что такое может случиться.

- Просто невероятно, - сказала Гарриет, тяжело вздохнув. - Ведь она опять была беременна от тебя, и даже это не остановило ее.