Еще одного участника исторического концерта, состоявшегося 16 мая 1992 гада во Дворце спорта «Крылья Советов», довольно тяжело выловить для беседы. В первую очередь потому, что живет он далеко от обеих столиц, Москвы и Санкт-Петербурга, хоть и нередко в них появляется с концертами, ну, а во- вторых, потому что концерты эти проходят и во многих других городах. Вот и сейчас удалось перехватить лидера самого заслуженного уральского коллектива в «Шереметьево» буквально в перерыве между самолетами, один из которых доставил группу ЧАЙФ из Минска, а другой должен был вернуть их в родной Екатеринбург. Итак, на сей раз своими воспоминаниями о проекте «Все это рок-н- ролл» и взглядами на сегодняшнюю ситуацию в рок-музыке делится ЧАЙФовский лидер Владимир Шахрин:
В. Ш.: Это был такой момент, когда мы достаточно «плотно» познакомились с Гариком Сукачевым, с Бригадой С, у нас было несколько концертов совместных, поэтому нашли общий язык и замечательно проводили время. Когда Гарик начал писать альбом «Все это рок-н-ролл», из которого, собственно, «ноги растут» у этого концерта, то он решил сделать одну нашу песню — «Поплачь о нем» — так что вначале была работа в студии, на записи альбома. И вот, когда он пригласил меня в студию, чтобы спеть второй голос, и я услышал фонограмму, я впал в легкий ужас! Я ему сказал: «Как же так, Гарик? Что же ты наделал? Почему «дудки трубят, флаги поднимаются, барабаны бьют»? Военный парад надо принимать под эту песню! Это же была тихая баллада!» А он мне: «Ты ничего не понимаешь — это гимн, самый настоящий! Он должен звучать именно так! А ты в своих песнях ни хрена не понимаешь!» Я не согласился, но он меня своим авторитетом задавил и убедил, что такая версия прочтения этой песни тоже имеет право на существование.
Естественно, когда был концерт, я был приглашен как участник этого альбома, поскольку это была как раз его презентация. Я могу сказать, что запомнилась какая-то удивительно теплая атмосфера этого концерта. Я не очень хорошо помню сам концерт, не помню даже, в какой гримеркс был — ощущение такое, что была одна гигантская гримерка на всех, в которой все и тусовались. Совершенно точно помню, что это был день рождения Шевчука, и мы все бегали — я, Димка Гройсман, Гарик, еще кто-то был — выбирали ему подарок, и нам казалось, что ему тогда нужна была очень серьезная поддержка. Мы нашли в антикварном магазине икону, проконсультировались, чтобы это все было уместно, и вот эту икону ему и подарили на день рождения от всех нас — тогда реально все скидывались деньгами на этот подарок. Мне это запомнилось хорошо, как мы все вместе бегали, искали... такая забота друг о друге удивительная!
Когда же мы вышли на сцену играть песню в этом варианте, то она мне даже понравилась, и я понял, что в такой праздничной, приподнятой и светлой обстановке именно эта трактовка попадает «в жилу»! С тех пор мы изменили аранжировку и играем ее очень близко к тому звучанию, что было придумано на пластинке «Все это рок-н-ролл».
— А сама песня «Все это рок-н-ролл»?
В. Ш.: Это очень смешно было! Когда записывались на студии — это уже было роскошно, потому что столько людей собралось, и звук был отличный, здорово! Но самое интересное было на съемках клипа...
— Ты там в кадре в основном с Джоанной Стингрей...
В. Ш.: Ну, не знаю, так получилось — видимо, она нашла наиболее трезвого человека (смеется). Сама она человек непьющий и, видимо, меньше всего подвоха ожидала от меня, прицепилась и держалась!
Была придумана идея, что мы едем в какой-то порт, на песчаные отвалы, и будем по ним, как «генералы песчаных карьеров», ходить и петь! (улыбается). Часа два всех собирали... ну, а когда собирается вместе такое количество музыкантов, то, естественно, кто-нибудь обязательно произнесет «роковую» фразу: «Ну, что? Может, понемногу?..» А период тогда был пьянства достаточно активного, никто еще о своем здоровье серьезно не задумывался... В автобусе начали выпивать, приехали в порт — набежали тучи и пошел дождь! Снимать было абсолютно невозможно, и решили переждать, когда дождь кончится. Ждали часа два в автобусе — за эти два часа сбегали еще раз пять, наверное! Те, кто за эту съемку отвечал, уже не помню, начали впадать в тихую панику, потому что было ясно, что каждые 15 минут отдаляют нас от конечного результата в беспросветную даль! Закончить становилось все нереальнее, потому что люди уже совсем расклеивались. Тогда моментально позвонили на какую-то студию документальных или научно-популярных фильмов и срочно решили снимать в павильоне. Приехали в этот павильон, там обнаружили какие-то декорации — часы, стена кирпичная, что-то еще — заплатили кому-то денег и внедрились в эту абсолютно чужую декорацию (смеется). Мы еще посидели в буфете этого «научфильма», помню, что Шатл (Андрей Шаталин) хвастался новой гитарой, полуакустической, а Костя брал ее и показывал новую песню, по-моему, «Дурень».... И когда сказали, что нужно выходить на съемку, то народ-то был очень пьяненький, и фразы свои уже с трудом вспоминали! Но вот это ощущение — «плечом к плечу» — оно в кадре, безусловно, есть!
— Все, с кем я разговаривала, сказали, что это был последний подобный концерт, завершивший некий этап в развитии русского рока.
В. Ш.: Ну да. Заканчивалась эра, что называется, «советского рока», и началось время «шоу-бизнеса». В этом есть что-то хорошее и что-то плохое, но времена, безусловно, изменились примерно с того времени. Пожалуй, действительно, с 93-го года уже начались какие-то контракты со студиями звукозаписи, появились райдеры, концертные туры, еще что-то. Да, наверное, это была какая-то завершающая точка. Все уже были готовы к тому, что неизбежно нас ждет «шоу-бизнес», и никуда от этого не деться.
Я до сих пор не верю, когда кто-то говорит, что не занимается шоу-бизнесом, потому что все люди записываются на студиях, значит, находят деньги на эту запись, рассчитывают на то, что потом эту запись можно куда-то пристроить, надеются, что альбом будет продаваться, и продаваться хорошо,— и в этом ничего плохого нет! Безусловно, есть о чем пожалеть в тех временах, но есть вещи, о которых жалеть не стоит, и то, что произошло за эти годы, изменило что-то в нашей жизни к лучшему, так или иначе. Во всяком случае, у нас в группе, примерно с того периода — 92-й, 93-й год,— появилось какое-то ощущение ответственности за тех, кто с тобой стоит рядом на сцене, за то, что у всех есть семьи, дети, помимо того, что мы просто играем на гитарах. У нас есть родители, которые вдруг уже стали старыми, и им нужно помогать, у нас есть дети, которых нужно поднимать, воспитывать... Поэтому меня слово «шоу-бизнес» не пугает!
— Может, поэтому в последнее время везде так часто звучат упреки в ваш адрес, ведь уже просто стало дурным тоном не поругать ЧАЙФ? Не обидно самим это слушать?
В. Ш.: Обидно не всегда. Бывает, когда ты точно понимаешь, почему это происходит — когда у журналиста такой имидж, и если он напишет хорошую статью, то ее не напечатают просто! Обидно, когда ты получаешь с той стороны, откуда не ждешь абсолютно, и при этом незаслуженно.
— Все чаще звучит фраза, мол, ЧАЙФ«опопсел»...
