– А теперь готова? – поинтересовался Мэтт, насмешливо выгнув бровь, и Бьянка подумала: «Нет! Мне нужно время. Уходи; приди попозже. Быть может, тогда я сумею взять себя в руки».

Но Бьянка не могла так ответить, потому что это было бы проявлением слабости, а она не имеет право даже намекнуть Мэтту, что может проиграть. Она должна продолжать борьбу, казаться неуязвимой.

Сильнее всего ее беспокоило собственное душевное состояние. Почему этот мужчина так сильно ее волнует? Она никогда раньше не испытывала ничего подобного. Да, иногда ей нравились некоторые мужчины, но она всегда оставалась спокойной.

– Может, мне войти и подождать, пока ты управишься? – предложил Мэтт.

– Нет! – торопливо воскликнула Бьянка, и вновь заметила в его глазах проблеск насмешки. Дрожащими руками набросив на плечи красную кашемировую накидку, она сказала, – Я готова. Идем?

Она заперла входную дверь; Мэтт Харн шагнул в сторону, чтобы пропустить ее к лестнице. В подъезде им встретился один из соседей – молодой парень в джинсах и ярком полосатом свитере. Он с улыбкой кивнул:

– Привет, Би.

– Привет, Джери, – холодно сказала Бьянка, проходя мимо. Этот студент был единственным сыном богатых родителей, избаловавших его до невозможности.

Однажды ночью он явился пьяный и попытался ворваться в ее квартиру. Произошла небольшая потасовка, в результате которой Бьянке все же удалось вышвырнуть его за порог. После этого он еще минут десять барабанил ей в дверь. У него была студия на первом этаже, в которой он играл тяжелый рок, приводя в ярость соседей. Его бы давно уже выселили, если бы дом не принадлежал его любящей тетушке.

На следующий день Джери преподнес ей огромный букет цветов и попросил прощения, но Бьянка с тех пор старалась его избегать. Ей не хотелось, чтобы подобное вторжение когда‑либо повторилось.

– Поклонник?

– Надоедливый зануда, – ответила Бьянка, выходя из здания.

– Это ваш?

– Нравится?

– Очень, – с завистью призналась Бьянка. Наверняка он стоит целое состояние и ей не по карману. – А какую скорость он выжимает?

– Километров двести сорок, если надавить на педаль.

– Сегодня лучше не надо, – посоветовала Бьянка.

Мэтт открыл и придержал дверцу, пока его спутница садилась в машину. Он с таким оценивающим видом разглядывал ее длинные ноги, что Бьянка внезапно устыдилась своего короткого платья. Она торопливо разгладила подол, пытаясь прикрыть колени. Мэтт усмехнулся.

Наконец Мэтт закрыл дверь и сел на место водителя. Усаживаясь, он слегка задел локоть Бьянки, и она отшатнулась. Тесный салон наполнился легким ароматом его одеколона, звуками его медленного, спокойного дыхания.

У Бьянки пересохло во рту. Она глаз не могла отвести от его рук – сильных, изящных, с длинными пальцами.

Молчание действовало ей на нервы. Когда автомобиль сорвался с места, она спросила:

– Куда мы едем?

– В мой любимый ресторан «Сильфида»… он открылся только в этом году, но готовят там изумительно. Надеюсь, тебе нравится французская кухня?

– Да, – ответила Бьянка. – Странно, что я никогда не слышала о таком заведении.

– Это за городом. В Локтоне. Ты хорошо знаешь Эссекс?

– Не очень. Я знаю, что это к востоку от города, но никогда там не была.

– Удивительное место. Раньше Локтон был деревней. Сейчас это растущий пригород, но в нем еще сохранилась деревенская атмосфера.

– Туда долго ехать? – Бьянка плохо ориентировалась в окрестностях Лондона; она редко покидала центр города.

– В это время нет. Около получаса. А самое замечательное, что мы не встретим там никого из знакомых и сможем спокойно поговорить без свидетелей. – Он рассмеялся. – Хотя на самом деле сплетники везде найдутся. Если уж вы начали скупать акции, и цены поползли вверх, то вскоре всем на рынке будет ясно, что происходит. Но пока ни одна из наших компаний не сделала заявление для прессы, слухи остаются слухами. Чем дольше мы будем молчать, тем лучше. От этих журналистов одни помехи.

– Согласна. Мы тоже не хотим связываться с прессой. – Бьянка взглянула в окно на грязные улицы, по которым они проезжали. Ей еще не приходилось бывать в этой части Лондона. – Где мы? – На тротуарах валялись обрывки газет, смятые пивные банки, упаковки из дешевых закусочных; казалось, сам воздух пахнет гнилью и разложением.

– Ты не была здесь раньше? Это Ист‑Энд.

– Не самый приятный район, верно?

– С твоей точки зрения, да. Но в последнюю сотню лет он казался раем для иммигрантов – для евреев, которые бежали из восточной Европы в двадцатые и тридцатые годы, а в наши дни для пакистанцев и индусов, не говоря уже о киприотах и африканцах, в чьих странах идут гражданские войны. Здесь множество национальных магазинчиков и ресторанов – целый мир в миниатюре.

– И в Локтоне так же?

– Нет, Локтон был построен уже после войны. – Мэтт снова улыбнулся, и Бьянка не могла не отметить его обаяние – качество, которое напрочь отсутствовало у Дона. – А ты не из Лондона.

– Нет, я с западного побережья…

– А именно?

– Из Дорсета; а точнее, из Лайм‑Региса.

– А, там, где снимали «Женщину французского лейтенанта»?

– Вот‑вот. Красивые места.

– И в детстве ты искала динозавров? По‑моему, их там множество в