Идея создания ливерпульского клуба «Топ Тен», к сожалению, лопнула, хотя могла бы принести успех и Вулеру, и «Битлз». Огорчились все страшно, настроение испортилось. Особенно разочаровал плачевный финал гастролей в Гамбурге Джорджа - ведь этому предшествовали такие грандиозные проекты!

И вот тогда-то Вулеру удалось организовать выступление «Битлз» в «Литерлэнд-Таун-холл». Два раза в неделю здесь устраивали танцевальные вечера для молодежи. «Битлз» никогда еще не играли в таком большом зале. Оглушительный звук, топот, грохот впервые в их концертной жизни вызвали беспорядки. Каждый участник группы заработал за ночь 6 фунтов, самый высокий гонорар за всю карьеру.

– Детишки просто с ума посходили, - вспоминает Пит Бест. - После выступления мы обнаружили, что они еще и разрисовали мелом наш фургончик, - тоже впервые.

Афиша в тот вечер преподносила их так: «Битлз» - прямым ходом из Гамбурга». Подростки, устроившие беспорядки в тот вечер и продолжавшие буйствовать на следующих представлениях, считали их немцами. Когда они раздавали автографы или вступали в разговор, со всех сторон неслись удивленные восклицания: «Как хорошо вы говорите по-английски!»

– Мы, наверное, и в самом деле были похожи на немцев, - вспоминает Джордж. - В кожаных штанах, ковбойских сапогах - ни одна группа так не одевалась. Мы странно выглядели, да и играли не так, как другие. Короче говоря, наше выступление произвело эффект разорвавшейся бомбы. - В тот вечер, - рассказывает Джон, - мы наконец вылупились из яйца и стали самими собой. Оказывается, «Битлз» - знаменитости!

Именно тогда мы впервые поверили, что, наверное, чего-то стоим. До Гамбурга мы тоже были неплохого мнения о себе, но многого нам недоставало.

Изменились не только «Битлз», в их отсутствие важные перемены произошли в самой Британии. Теперь все группы обезумели в стремлении походить только на «Шэдоуз»

Успех Клиффа Ричарда привел к славе и самостоятельности всю сопровождавшую его группу: Джета Харриса, Тони Михена, Брюса Уэлча и Хэнка Марвина. Их пластинка «Апачи» штурмом покорила страну. Все копировали строгость их сценического облика: аккуратные серые костюмы, подобранные в тон галстуки, сверкающие начищенные ботинки. На сцене они делали не больше трех танцевальных шажков в одну сторону и трех - в другую. В их внешнем виде, так же как в музыке, все было приглажено, прилизано.

«Битлз», напротив, играли громко, необузданно, выглядели неряхами, творили на сцене бог знает что - словом, дикари, да и только. Они продолжали играть в стиле рок-н-ролл, который вошел в моду в Ливерпуле, когда они его покидали, но теперь постепенно сходил на нет. «Битлз» не только не изменили своей манере - теперь это был трижды рок-н-ролл, они усилили громкость, добавили топот, - они «делали шоу». В результате они создали свое, присущее только им, новое звучание. Это звучание отстояло от сдержанной манеры «Шэдоуз» на несколько световых лет. Звучание, от которого можно было или бежать, заткнув уши, или сойти с рельсов и впасть в буйный экстаз вместе с исполнителями.

– Все это сделал Гамбург, - утверждает Джон, - именно там мы развернулись. Чтобы завести немцев и не отпускать их двенадцать часов подряд, надо было врубать изо всех сил. Останься мы дома, из нас не вышло бы ничего путного. В Гамбурге мы пробовали все, что приходило в голову. Подражать было некому. Мы играли то, что нам больше всего нравилось. А немцам - чем громче, тем лучше. Но только в Ливерпуле до нас дошло, какая разница между нами и всем этим дерьмом вроде Клиффа Ричарда.

Их взрывчатость, страстность, яркость индивидуальностей, способность увлечь аудиторию играли, конечно, немалую роль. Важно было и другое: новое, необычное звучание создали свои, ливерпульские ребята, «ливерпульская косточка», такие же, как те, кто их слушал, - грубоватые, резкие, без притворства - антиподы шоу-бизнеса.

Боб Вулер, диск-жокей, сменивший «Литерлэнд» на «Кэверн», первым напечатал статью, анализирующую творчество «Битлз». Она вышла спустя всего полгода после знаменательного концерта летом 1961 года в местной бит-газете в Мерсисайде. Вулер подытожил достижения того раннего периода, который начался концертом в «Литерлэнд-Таун-холл», когда они нанесли первый ошеломляющий удар по Ливерпулю. Вулер сделал это задолго до появления какой бы то ни было рекламы «Битлз» или кампании в их пользу.

«Как вы думаете, почему «Битлз» так популярны? Они возродили во всей своей первозданности музыку рок-н-ролла, истоки которой уходят в негритянскую песенную традицию Америки. Они нанесли удар по эстраде, выхолощенной певцами типа Клиффа Ричарда, сменивших вялой безжизненностью прежний напор. Исчезла искра, которая воспламеняла чувства. «Битлз» взорвали эту опостылевшую сцену. Материей «Битлз» стал вопль. Они вопили оглушительно, в сильнейшем возбуждении, надрывая слух и душу, олицетворяя бунт молодости.

Будучи, по существу, скорее вокалистами, чем инструменталистами, «Битлз» мыслили совершеннo независимо и пели все, что им заблагорассудится, ради удовольствия, славы и денег. На престижных гамбургских гастролях они приобрели опыт. Они несут звуковую мощь, магнетическое обаяние личностей, - возьмите хотя бы Пита Беста в его яростном великолепии ударника, своего рода Джеф Чандлер - подросток. Талантливое владение удивительными по разнообразию голосами и вместе с тем простое и наивное звучание этих голосов в разговоре. Революцию ритма. Действо, которое от начала до конца являет собой нескончаемую цепь кульминаций. Культ сильной личности. Это безусловный феномен, бросающий открытый вызов менеджерам. Вот что такое потрясающие «Битлз». Не думаю, чтобы такое явление когда-нибудь повторилось».

В новом, 1961 году после успеха в «Литерлэнд-Таун-холл» на «Битлз» одно за другим посьшались приглашения выступать в самых различных крупных танцевальных залах. Как правило, концерты кончались беспорядками, особенно когда Пол пел «Long Tall Sally», обычный роковый номер, исполняемый, однако, на пике возбуждения и с грандиозным ударным ритмом. Они стали понимать, какое воздействие могут оказать на аудиторию, и пользовались этим вовсю, пока слушатели не теряли контроль над собой. Пол говорит, что выступления в танцзалах в раннюю пору их успеха наводили ужас.

– В танцзал «Гровнер» в Уолласи набивалась сотня тамошних парней, и, как только начиналась музыка, эта компания вступала в драку с таким же количеством ребят из Сикомба. Однажды вечером я даже не успел сообразить, что происходит, как они уже затеяли драку, и мне пришлось спасать свой усилитель, - усилитель фирмы «Эль Пико», мою любовь и гордость! Один «тед» сгреб меня в охапку и сказал: «Ни с места, сынок, если не хочешь отдать концы». В «Хэмблдон-холл» тоже дрались будь здоров. Один раз их оружием стали огнетушители. Когда мы играли «Hully Gully», дело всегда кончалось побоищем.

Владельцы залов нанимали кучу вышибал, чтобы предотвратить эти потасовки. Но вышибал использовали и для других целей.

– Помню, мы выступали в одном зале, - рассказывает Джон, - народу набилось столько, что яблоку негде было упасть. «Наверняка пришли какие-нибудь менеджеры, - говорили мы друг другу, - теперь у нас будет куча работы». Нам и в голову не приходило, что именно администрация нагнала в клуб толпу вышибал, чтобы они не дали другим менеджерам проникнуть на наше выступление. В результате никто к нам не подошел, кроме одного парня как раз из администрации этого дансинга, - он сказал, что мы ему понравились, и предложил нам дать целую серию концертов по 8 фунтов за вечер - на пару фунтов больше, чем мы получали! Мы дико обрадовались.

Начиная с 1961 года ребята могли бы зарабатывать гораздо больше, потому что спрос на их группу повышался с каждым днем и постепенно они стали обходить лидера ливерпульских групп Рори Сторма («Мистера Шоумейкера», как они его называли). Но у «Битлз» по-прежнему не было ни менеджера, ни истинного представления о себе. Они просто не знали себе цену.

– Мы не сразу поняли, что стали лучше всех групп, - говорит Джордж. - Как-то вдруг заметили, что собираем повсюду толпы народа. Люди окружали нас, стремились познакомиться, они приходили на наши концерты не для того, чтобы просто потанцевать.

В группе по-прежнему продолжали подкалывать Стю и Пита Беста, но до драк, как это бывало в Гамбурге, уже не доходило. Зато не упускали случая, чтобы повздорить из-за места в фургончике или еды. Вспыхивали перепалки, кому сидеть за рулем, потому что место водителя считалось лучшим - оно не было завалено аппаратурой.

– Кто чаще всего ругался, так это мы с Джорджем, - рассказывает Пол, - мы ведь ровесники, а наш безусловный лидер, Джон, постарше. Вот мы с Джорджем все время и препирались, кому вести фургончик. Потом, когда у нас уже был собственный фургон, я забирал ключи и первым бросался на водительское