Роун почувствовал, что напряжение Лампи чуточку спало, но суровое выражение лица Мабатан перечеркивало все надежды на прощение, которые еще теплились в его душе.
— Кровь за кровь — таков закон хроши.
В руках кровопийц блеснули острые как бритвы ножи.
— Это же безумие какое-то, — в ужасе прошептал Лампи.
Роун не сдвинулся с места, прямо глядя в глаза хроши.
— Я пришел к вам, чтобы принять возмездие за ваши утраты.
Лампи вздохнул. Старик резко ему что-то просвистел.
— Сними рубашку, — перевела Мабатан.
Роун немедленно выполнил указание. Вперед вышла Миза с занесенным для удара острым ножом, и у Лампи перехватило дыхание. Не обращая на него внимания, девушка взглянула на Роуна и с размаха рассекла ему кожу на груди.
Тонкая кровавая линия протянулась у него от плеча до бедра, но он даже не дрогнул. После этого остальные семь хроши поочередно сделали ножами то же самое так, что все их надрезы пересеклись в одной центральной точке. Когда последний сделал свое дело, на теле Роуна возникло что-то наподобие кровавой звезды. Все хроши коснулись пальцами крови на его груди, потом попробовали ее на вкус.
Когда все закончилось, старик посыпал раны Роуна каким-то порошком и втер его в кожу.
— Зачем это? — спросил Лампи.
— От этого средства быстрее заживают раны, — ответила Мабатан, — но навсегда останутся шрамы… если он выживет.
До того как Лампи успел отреагировать на ее слова, помещение заполнил странный утробный гул. Начал издавать этот звук старик-хроши, его поддержали остальные. Напряжение и сила звука нарастали, перейдя в дикие истошные вопли.
Когда сверчок Роуна прыгнул ему на грудь, хроши ускорили ритм, и Роун к ним присоединился. Звезда на его груди вспыхнула ярким пламенем, языки которого стали закручиваться все с большей скоростью, озаряя помещение алыми отсветами. На месте груди Роуна образовалась гигантская дыра, и, когда он склонил голову, чтобы в нее заглянуть, дыра засосала его в свое чрево.
ОСЛЕПИТЕЛЬНОЕ СОЛНЦЕ ЗАЛИВАЕТ ЯРКИМ СВЕТОМ СВЕРКАЮЩИЙ ЗЕЛЕНЫЙ КОВЕР, НА КОТОРОМ СИДИТ РОУН. ЗАМЫСЛОВАТЫЙ РИСУНОК КОВРА СПЛЕТЕН ИЗ ВИТИЕВАТО ПЕРЕСЕКАЮЩИХСЯ УЗОРОВ, СОСТАВЛЕННЫХ ИЗ ПОЛУПРОЗРАЧНЫХ ТРУБОК, ПО КОТОРЫМ ТЕЧЕТ КАКАЯ-ТО ЖИДКОСТЬ. ОН В ТРЕВОГЕ ПОДНИМАЕТСЯ, ДЕЛАЕТ ПАРУ ШАГОВ НАЗАД И ЧУТЬ НЕ ПАДАЕТ ВНИЗ — КОВЕР ВИСИТ В ВОЗДУХЕ. РЯДОМ, ВОКРУГ НЕГО — ПОВСЮДУ ВИСЯТ ТЫСЯЧИ ДРУГИХ ТАКИХ ЖЕ КОВРОВ. ЭТО листья. И ОН СТОИТ НА ОДНОМ ИЗ НИХ. С СОДРОГАНИЕМ ОН ПОНИМАЕТ, ЧТО САМ, ДОЛЖНО БЫТЬ, СТАЛ РАЗМЕРОМ С БЛОХУ.
ВНЕЗАПНО ЛИСТ СИЛЬНО КАЧАЕТСЯ И ОТБРАСЫВАЕТ РОУНА К ДРУГОМУ ЕГО КРАЮ. ОН ПРИСЕДАЕТ НА КОРТОЧКИ И, ЧТОБЫ НЕ СВАЛИТЬСЯ ВНИЗ, ХВАТАЕТСЯ ЗА ОДНУ ИЗ ТРУБОК, ПО КОТОРОЙ ТЕЧЕТ ЖИДКОСТЬ. БОЛТАНКА ПРЕКРАЩАЕТСЯ, И РОУН ВИДИТ, ЧТО ТЕПЕРЬ ОН НА ЛИСТЕ НЕ ОДИН. РЯДОМ С НИМ ОГРОМНОЙ ГЛЫБОЙ НАВИСАЕТ БЕЛЫЙ СВЕРЧОК. ОН СКЛОНЯЕТ ГИГАНТСКУЮ ГОЛОВУ ТАК, ЧТО ПАСТЬ ЕГО ОКАЗЫВАЕТСЯ СОВСЕМ РЯДОМ С РОУНОМ. НАСЕКОМОМУ НИЧЕГО НЕ СТОИТ ПЕРЕКУСИТЬ ЕГО ПОПОЛАМ, ОНО С ЛЕГКОСТЬЮ МОЖЕТ ПРОГЛОТИТЬ ЕГО ЦЕЛИКОМ. ЮНОША ОСТОРОЖНО ДЕЛАЕТ ШАГ НАЗАД, НО СВЕРЧОК ПРИДВИГАЕТСЯ БЛИЖЕ, ЕГО ОГРОМНЫЕ ГЛАЗА НЕОТРЫВНО ГЛЯДЯТ НА РОУНА.
САМ ОН СМОТРИТ В ЭТУ МОЗАИКУ ШЕСТИУГОЛЬНЫХ ЛИНЗ И ВИДИТ В НИХ ТЫСЯЧИ ОТРАЖЕНИЙ СОБСТВЕННОГО ЛИЦА. ПОТОМ ВСЕ ЛИНЗЫ, КАК ПО КОМАНДЕ, НАЧИНАЮТ ВРАЩАТЬСЯ, МЕНЯЯ КАРТИНКУ. КОГДА ОНИ ОСТАНАВЛИВАЮТСЯ, В НИХ ПОЯВЛЯЕТСЯ ЛИЦО КИРЫ, КОТОРОЕ ТУТ ЖЕ СМЕНЯЮТ ЛИЦА БАБА, ЛОНЫ, ДЖИПА, РАНКА — ВСЕХ ЧЕТЫРНАДЦАТИ НОВАКИН, А ЗА НИМИ ВОЗНИКАЮТ ЛИЦА СОТЕН ДЕТЕЙ, КОТОРЫХ РОУН НИКОГДА РАНЬШЕ НЕ ВИДЕЛ.
КОЛИЧЕСТВО МЕЛЬКАЮЩИХ ЛИЦ РАСТЕТ И МНОЖИТСЯ, И ВСЕ ЭТИ ДЕТИ НАХОДЯТСЯ В ОПАСНОСТИ. ПРИЧЕМ КАЖДОГО ПОДЖИДАЕТ СВОЯ УГРОЗА. А КИРА? ОНА ТОЖЕ ПРЕДСТАВЛЯЕТ УГРОЗУ? НЕТ, ТАК РОУНУ НЕ КАЖЕТСЯ. ОНА ТОЖЕ ПЫТАЕТСЯ СПАСТИ ДЕТЕЙ? ВСЕХ ЭТИХ ДЕТЕЙ?
«ЧЕМ Я МОГУ ПОМОЧЬ? ЧТО Я ДОЛЖЕН СДЕЛАТЬ?» — СПРАШИВАЕТ РОУН, В НАДЕЖДЕ ПОЛУЧИТЬ ОТ СВЕРЧКА ОТВЕТ.
НО ТОТ ЛИШЬ ПОТИРАЕТ СВОИ ГРОМАДНЫЕ КРЫЛЬЯ, И ВОЗДУХ СОДРОГАЕТСЯ ОГЛУШИТЕЛЬНЫМ СТРЕКОТАНИЕМ. ЕГО ГУЛ НАСТОЛЬКО СИЛЕН, ЧТО ПОДНЯТАЯ ИМ ВОЗДУШНАЯ ВОЛНА СБИВАЕТ РОУНА С НОГ, ВИБРАЦИЯ ВОЗДУШНЫХ ПОТОКОВ ПОДНИМАЕТ ЕГО ВВЫСЬ, ПОТОМ ОПУСКАЕТ ВНИЗ, И ОН ПРИХОДИТ В СОЗНАНИЕ.
Роун раскрыл глаза и упер взгляд в старика-хроши, который с явным удовлетворением кивнул Мабатан и что-то ей просвистел-прощелкал.
— Он сказал, что все — правда. Ты в самом деле защитник Новакин.
— Почему он так в этом уверен?
— Потому что ты остался жив.
К тому времени, как Роун очнулся от долгого сна, раны на груди уже затянулись. Ясно было, что шрамы у него не пройдут никогда, но он знал, что это совсем невысокая цена за то, что он совершил.
— Ты очень крепко спал, — сказал Лампи. — Хотя, честно говоря, не знаю, насколько тебе это поможет…
Он говорил как бы шутя, но Роун уловил, что на самом деле Лампи испытывал совсем другие чувства. Лампи с Мабатан обменялись быстрыми взглядами, и Роун понял — они не отходили от него всю ночь.
— Неужели вы боялись, что я не проснусь?
— Так иногда случается, — заметила Мабатан.
— Но теперь-то ты пришел в себя, и мы можем отсюда уйти.
— Шисос нашел тех, кого я искала, — сказала Мабатан. — Он проводит нас к ним.
После завтрака на скорую руку, состоявшего из печеных яиц и вяленого мяса, трое друзей последовали за Шисосом и Мизой через дюжину траслов и жилых помещений. По мере продвижения вперед на скользких войлочных циновках, жилых помещений становилось все меньше и меньше. Когда они достигли цели, мышцы рук у Роуна ныли так, что мочи не было. Они оказались в камере со многими входами, один из которых был закрыт каменной плитой, запертой на металлический засов. Хроши поделились с ними какой-то жидкостью, по вкусу это была не кровь.
— Понятия не имею, как далеко мы забрались и где теперь находимся, — вздохнул Лампи.
Роун хотел было что-то ему ответить, но Шисос так на них присвистнул, что они тут же смолкли. Хроши приложил ухо к гладкой стене и прислушался.
Заинтригованный, Роун сделал то же самое. До него донесся глухой беспорядочный шум, отдававшийся вибрацией. Он прошептал:
— Там люди. Много людей.
Обменявшись с Шисосом несколькими щелчками с присвистом, Мабатан сказала:
— Это — то самое место, которое нам нужно.
Миза повернулась к Роуну и что-то ему просвистела. Он не уловил в этих звуках враждебности, ему даже показалось, что в них крылась душевная теплота.
— Она тебя благодарит, — сказал Лампи, — за то, что ты помог ей примириться со смертью отца.
— Скажи ей, что я благодарен ее народу за честь, которую мне здесь оказали.
Лампи перевел, и Миза, не сводя глаз с Роуна, заговорила снова.
— Она сказала, что теперь ты помечен, — перевел Лампи. — Как и хроши, ты теперь отличаешься от обычных людей. Но ты и сам уже об этом знаешь.
— Скажи ей, что я с гордостью буду носить знак хроши.
Миза повернулась к Лампи лицом, положила ему руки на грудь, и они обменялись серией свистящих щелчков. Роуну запомнилось одно слово, которое Миза повторяла снова и снова, — зошип. При этом, как ему показалось, она его о чем-то просила. Потом Миза сняла с шеи кожаный ремешок, с которого свисала
