Она говорит мне, чтобы я не клал трубку. Проходит еще одна долгая минута, после чего я слышу тяжелые, шумные шаги человека, сбегающего по лестнице. Кажется, что он перешагивает сразу через две или три ступеньки. Это Стюарт.

— Привет, как дела? — говорит запыхавшийся голос на том конце провода.

— Это Стинг, басист из Ньюкасла, — говорю я ему, все еще сомневаясь, что он меня помнит.

— Где ты? Ты в Лондоне?

— Да, в общем-то, я в Мэйфэйр, — говорю я с некоторым смущением.

Мне приходит в голову, что гораздо лучше было бы позвонить от Пиппы, вместо того чтобы выглядеть каким-то бездомным бродягой с улицы.

— А где именно?

— В телефонной будке на… Грин-стрит.

— Да нет, дорогой, это мы на Грин-стрит, дом 26, верхний этаж. Заходи. Теперь я уже по-настоящему смущен. Он может подумать, будто я выследил его.

— Хорошо. Сейчас, — говорю я, глядя вверх на ряд георгианских домов, громоздящихся над улицей в тусклом свете уличной лампы.

Вся эта затея сразу представляется мне крайне неудачной. Надо просто взять и поехать домой, к Фрэнсис и малышу. То, что я делаю — очередное сумасбродство. Я теряю время, а этот парень пригласил меня просто из вежливости. С другой стороны, на следующей неделе в Лондон приедет наша группа из Ньюкасла, чтобы дать здесь один концерт, и, возможно, сейчас мне удастся договориться еще о каком- нибудь выступлении. Я смотрю на темную улицу, на автомобили, проезжающие по Парк-Лейн на юг. Я думаю о том, правильно ли я поступаю. Потом я направляюсь в сторону массивных зданий на той стороне улицы и чувствуя, что мои нервы понемногу успокаиваются, пытаюсь разглядеть сквозь туман номера домов. Дом номер 26 — это внушительное здание восемнадцатого века с колоннадой у входа. Сквозь витражи входной двери я заглядываю в холл и нажимаю на кнопку, которая по всем признакам должна быть звонком на последний этаж. Дверь издает жужжащий звук и непостижимым образом открывается. Я вхожу и поднимаюсь по импозантной, покрытой дорогим ковром лестнице на четвертый этаж, где из-за приоткрытой двери доносятся нестройные звуки музыки. Переступив порог тускло освещенной квартиры, я вижу бородатого человека с длинными, темными волосами. Он сидит со скрещенными ногами и играет на бас- гитаре, присоединенной к маленькому портативному усилителю. Я немедленно замечаю, что играет он не очень хорошо, и звук, который он производит, больше напоминает жужжание насекомого, бьющегося о стекло, чем нормальное звучное рокотание инструмента. Абсолютно безразличный к моему присутствию, он сидит в самом центре сооружения, напоминающего восточное святилище, с закатившимися глазами, как человек, находящийся в трансе, или безумец.

Я начинаю рассматривать комнату. Здесь много восточных вещей: кальян, цветные восточные ткани, чеканка, арабские мечи и кинжалы, шелковые покрывала и подушки, на которых пристало бы возлежать обитательницам гарема. В комнате ощущается легкий запах благовоний и пачулей. Через открытую дверь в другую комнату я вижу очень красивую девушку с длинными рыжими волосами. Очаровательно надув губы, она рассеянно перебирает струны маленькой гитары и тихонько мурлычет что-то себе под нос, как будто тоже погружена глубоко в себя. Должно быть, именно ее голос я слышал в телефонной трубке, но, помимо всего прочего, ее лицо кажется мне удивительно знакомым.

Я не могу разобрать, что именно она играет, но, в любом случае, эта музыка не имеет никакого отношения к партии баса, которая звучит рядом, равно как и к беспорядочному грохоту ударной установки, который доносится сверху. Все это приводит меня в сильное замешательство. Вдруг из комнаты, похожей на кухню, появляется еще одна женщина. Она очень крупная, с длинными черными волосами и мускулистыми ногами, в сияющих туфлях на высоких каблуках. У нее огромные руки, которыми она изо всех сил зажимает уши, а, проходя мимо, задевает меня так, что я едва не скатываюсь вниз по лестнице. Она явно недовольна тем, что происходит в квартире, и устремляет на меня сердитый, угрожающий взгляд, потому что я — единственный из присутствующих, кто обращает на нее хоть какое-то внимание. Мои неуверенные извинения заглушает звук громко захлопнутой двери, когда эта мрачная дама скрывается в спальне. Я попал в какое-то странное место.

Рыжеволосая девушка вяло улыбается мне, глядя на меня сонными, полузакрытыми глазами, и я воспринимаю эту улыбку как разрешение подняться на верхний этаж.

Я заинтригован внешним видом этого места и напуган царящей здесь какофонией, которая становится громче и громче. Я поднимаюсь этажом выше и вхожу в комнату, освещенную голой лампочкой, свисающей с потолка, и заставленную мебелью в белых чехлах, похожей на сборище привидений. Окна закрыты частями разобранного буфета, видимо, для того, чтобы обеспечить хоть какую-то звукоизоляцию. Мой знакомый высокий американец играет в углу комнаты на гигантской ударной установке. Он улыбается с мрачной решимостью человека, стреляющего из автомата, в то время как его мускулистые руки молотят по тарелкам, а поверхность барабана трещит, как будто по ней хлещут кнутом. Цимбалы раскачиваются из стороны в сторону на своих металлических опорах, а правая «нога» музыканта ударяет по полу, как отбойный молоток и сотрясает всю комнату. Если этот концерт был устроен специально, чтобы впечатлить меня, то затея, несомненно, сработала. Играя на ударных, Стюарт Коупленд демонстрирует прямо-таки животную грациозность, и там, где Ронни делал упор на свой опыт и великолепную технику, Стюарт выглядит олицетворением абсолютной мощи. Он исполняет еще шестнадцать тактов, прежде чем устремляется через всю комнату поприветствовать меня.

— Привет! Ты давно приехал в Лондон? — спрашивает он, протягивая свою огромную правую руку и награждая меня энергичным рукопожатием.

— Пару дней назад, — отвечаю я, стараясь, чтобы мой голос звучал достаточно непринужденно и одновременно приходя в себя после такого неординарного приветствия.

— Возьми вон там бас-гитару и давай играть.

— А мы не помешаем всем этим людям, которые этажом ниже? — спрашиваю я.

— Нет, это мой брат Ян и Соня. Они не будут против. В этот момент я осознаю, что рыжеволосая девушка, которую я видел внизу, это Соня Кристина, юная красавица и солистка рок-группы Curved Air, образованной в начале семидесятых годов. Несколько лет назад я видел, как они играли с группой Who. Электрические скрипки и гитары, на которых исполнялась психоделическая поп-музыка, фолк-рок и напыщенные произведения Вивальди, сыгранные, казалось, только для того, чтобы заверить слушателей, что все члены группы посещали музыкальный колледж. Но Соня была по-настоящему красива, в ней было что-то нездешнее и недоступное, и я мысленно принимаю решение еще раз взглянуть на нее по пути обратно.

— А твой брат, он басист? — спрашиваю я, стараясь как можно больше узнать об обитателях этого места, прежде чем вступать с ними в какие бы то ни было отношения. Стюарт сразу понимает, чего я хочу:

— Нет, нет, он агент, он играет просто для удовольствия. — Потом он доверительно добавляет: — После Вьетнама он стал довольно странным. Он только сейчас начинает выбираться из своей скорлупы.

Я вежливо киваю, вспоминая странного человека, которого я видел этажом ниже и пытаясь представить, как же он выглядел до того, как выбрался из своей скорлупы. Я беру бас-гитару, не зная, будем ли мы играть просто так или меня пригласили на прослушивание.

— А вторая женщина, кто она? — спрашиваю я, не в силах унять свое любопытство.

— Это Джордж. Лучше не спрашивай, — говорит мой новый друг, закатывая глаза к небу. — Ну, что будем играть?

— Мне понравилось то, что ты играл, когда я вошел, — отвечаю я, включая бас-гитару в сеть и настраивая ее.

Он начинает в очень быстром темпе, а я просто берусь за свой инструмент и наблюдаю за тем, куда же выведет меня импровизация Стюарта. Гитарные аккорды и раскаты пытаются угнаться за темпом ударных, которые бушуют как автоматные очереди, и звук моей бас-гитары извивается, как питон, сквозь ритмические джунгли и всплески цимбал.

Даже в эти первые моменты нашего знакомства становится ясно, что между нами есть какая-то связь, какое-то взаимопонимание, какое-то взаимное признание, некая согласованность и одновременно напряжение между нервным пульсом его ударной установки и приглушенным, изменчивым рокотанием