любви.

Однажды вечером на одном из наших выступлений появляется Эван Уильямс. Он спрашивает нас, не хотим ли мы поработать в новом мюзикле, который будет идти шесть недель и приносить нам еженедельно по шестьдесят фунтов на брата (вероятно, такого рода работа всегда стоит шестьдесят фунтов в неделю). Поскольку мюзикл «Иосиф и его чудесное разноцветное одеяние мечты» оказался очень успешным в финансовом отношении проектом, руководство Университетского театра решило, что еще один музыкальный хит обеспечит театральной казне достаточный приток денег, чтобы можно было оказать поддержку развитию серьезного театра в наших местах. (Серьезный театр — это пьесы авторов типа Ибсена, Стриндберга и Чехова, которые играют в полупустых залах.) Еще один незамысловатый мюзикл должен помочь театру в насаждении «высоколобой» культуры.

Итак, когда Эван спрашивает у нас, не желаем ли мы играть для этого мюзикла, да еще за такую королевскую сумму, нам уже не до того, чтобы оценивать культурный и интеллектуальный уровень предприятия. Эвану еще повезло, что мы не разорвали его на части от благодарности. Мюзикл, который планируется поставить, будет написан Тони Хэтчем, гением поп-культуры и автором такого мощного хита шестидесятых, как «Downtown», исполненный Петулой Кларк и прославившийся по обе стороны Атлантики. Постановка будет называться «Rock Nativity» («Рождение рока»), а либретто, сочиненное Дэвидом Вудом (одним из молодых актеров, сыгравших в фильме Линдсея Андерсона «Если»), будет в трех актах рассказывать историю Христа: от Благовещения до Крещения. У мистера Хэтча репутация сурового руководителя, но мы исполнены уверенности в себе и в восторге от возможности поработать с таким потрясающе знаменитым человеком, как он. Мы радостно фантазируем, что это наш шанс прославиться, по-детски веря, что слава — это то, чем можно заразиться, что наш музыкальный статус автоматически поднимется от одной близости к такому уважаемому человеку, как Тони Хэтч.

Но есть одна маленькая проблема. Если остальные трое членов группы Last Exit — свободные профессиональные музыканты, то я — еще и школьный учитель. Работа над «Рождением рока» будет занимать утро среды, когда я, согласно расписанию, должен быть в школе. Я ничего не говорю остальным, потому что надеюсь убедить сестру Рут какое-то время отпускать меня по средам, тем более что основная часть выступлений все равно попадает на рождественские каникулы. Так или иначе, мне удастся все утрясти.

Через несколько недель начинаются репетиции. Нам раздают партии для заучивания. В этих нотах нет ничего особенно сложного, но в увертюре есть одно место, где я должен играть минорную гамму из восьми нот в невероятно быстром темпе. Я трачу много часов на то, чтобы отработать эту гамму, но по-прежнему очень далек от требуемой скорости.

Для первой репетиции мы встречаемся очень холодным октябрьским вечером. Дело происходит в большом готическом холле Королевского колледжа за Университетским театром. В ожидании начала репетиции мы тихо повторяем свои партии. Первая песня — евангельская баллада «Open Your Heart». В старом викторианском холле царит жуткий холод, и мое дыхание клубами пара вырывается изо рта. Древние радиаторы холодны и безжизненны, как кости динозавра. На мне зеленая шерстяная шапка, закрывающая лицо так, что видны одни только глаза. Видно, что все мы нервничаем. Ронни и Джон проверяют и перепроверяют исправность своих инструментов, а мы с Джерри пристально изучаем свои партии, желая лишний раз убедиться, что в нотах нет никаких неприятных неожиданностей. Я начинаю дышать на свои пальцы и выгляжу, вероятно, так же нервно, как Эдмунд Хиллари перед покорением южной седловины Эвереста. Наверное, поэтому Ронни бросает на меня полупрезрительный взгляд и горестно качает головой, когда в помещение входит Тони Хэтч в сопровождении директора Гарета Моргана и актрисы, которая будет играть главную роль. Рядом с ней бежит маленькая коричневая собачка.

Мистер Хэтч одет в элегантное кашемировое пальто, сшитый на заказ костюм и аккуратный строгий галстук. Он выглядит в точности таким, каким я привык видеть его по телевидению: свежевыбрит, безупречно причесан, с налетом некоторой чопорности, которая сглаживается его сардонической улыбкой. Мистер Морган, одетый в спортивную куртку и вязаный свитер, — это человек с выпяченной грудной клеткой, манерами уэльского землевладельца, гордо вскинутой головой и выпирающей нижней челюстью. Со своими непослушными рыжими волосами и певучими нотками валлийского акцента, вкрапленными в его рокочущий баритон, он — олицетворение кельтского огня. Мюзикл «Иосиф и его чудесное разноцветное одеяние мечты» стал триумфом этого человека, и теперь он чувствует себя генералом, который демонстрирует свои войска приехавшему с визитом главе государства. У молодой актрисы, которая будет играть Марию, — непослушные темные вьющиеся волосы, выбивающиеся из-под длинного цыганского шарфа, и самые темные глаза, какие мне доводилось видеть. Ее коричневая собачка — какая-то помесь: к телу корги приставлена голова спаниеля. Собачка немедленно начинает обнюхивать наши инструменты и оборудование.

Директор театра бегло представляет нас мистеру Хэтчу и актрисе, которая едва бросает на нас взгляд. Последним представляют меня, но все, что она может увидеть, — это мои зеленые глаза, глядящие из узкой прорези зеленой шапки. После знакомства актриса уходит в другой угол зала, чтобы приготовиться к репетиции. Между тем ее собачка заинтересовалась электроорганом Джерри. Тот не задумываясь дает животному пинка, испугавшись, что песик вознамерился оставить метку на деревянной полированной поверхности его инструмента. К счастью, я — единственный свидетель этого неблагоразумного поступка.

Первый прогон мюзикла — пока без пения — проходит хорошо. Мистер Хэтч не выглядит очень уж недовольным. Мистер Морган садится на задний ряд, закуривает сигарету и, пуская кольца дыма, с холодным вниманием наблюдает за девушкой, которую он выбрал на главную роль. А маленькому коричневому псу все-таки удается задрать ножку над драгоценным органом Джерри и оставить на нем знак собственника, но, к счастью, Джерри слишком занят, чтобы заметить это преступление. Я опять не говорю ни слова.

Тем временем актриса тихо прохаживается в дальнем углу, пытаясь согреть связки. На ней темное пальто, надетое поверх длинной, богемного вида юбки, и зеленые туфли. Крупные цыганские серьги обрамляют ее лицо с экзотическими чертами, но именно ее глаза притягивают меня как магниты. В них — какая-то обсидиановая глубина, тревожащая и притягательная. Мистер Хэтч, наконец-то удовлетворенный тем, как мы играем, дает актрисе знак выйти на середину сцены к микрофону. Хотя мы и не на прослушивании, в помещении ощущается некоторое напряжение. Семеро мужчин и одна женщина — все смотрят и ждут. Как ныряльщик перед прыжком с большой высоты, певица глубоко дышит, и облако пара окутывает ее в морозном воздухе комнаты.

Она начинает петь, и ее пение, поначалу неуверенное, крепнет с каждой фразой, а когда затихают последние ноты коды, мы все удовлетворенно киваем друг другу: нам ясно, что из этого может выйти толк. Атмосфера неловкости, до того царившая в холодном зале, рассеивается, и в душе каждого из нас загорается надежда, что это шоу будет иметь успех, на волнах которого мы сможем подняться к известности и славе. Разумеется, я еще ничего не подозреваю, но вскоре благодаря этой женщине моя жизнь изменится до неузнаваемости.

Репетиции продолжаются, и во всем, что касается оркестра, дела идут хорошо, хотя в целом мюзиклу «Рождение рока» недостает непосредственного обаяния, которое было свойственно «Иосифу». Все кажется чересчур тяжеловесным, перегруженным, словно это какое-то попурри, претендующее на то, чтобы быть оперой. Актеры никак не могут определиться, как относиться к тому, что они играют. В случае с предыдущим мюзиклом их раскованность определялась незамысловатостью музыки; теперь же труппа не знает, насколько серьезно следует подходить к новому произведению, и, что самое важное, этого не знает и директор театра. Раздувшись от высокомерия благодаря успеху своей предыдущей постановки и присутствию великого мистера Хэтча (не говоря уже о том факте, что мюзикл затрагивает один из важнейших догматов христианской веры, непорочное зачатие), мистер Морган создает произведение, которое местами кажется серьезным и значительным, а местами похоже на смешную пародию. Во всяком случае, таким оно видится мне из подземелья оркестровой ямы. Генеральная репетиция, которая предшествует вечеру премьеры, традиционно бывает немного беспорядочной, с тем чтобы сама премьера (такова примета) прошла без сучка и задоринки. Но на этот раз беспорядок достигает степени паники, которая вызвана нашим смятением и полнейшей беспомощностью. Все осознают, что уровень нашей подготовки совершенно недостаточен для того, чтобы репетиция прошла гладко.