Закончив играть для «Иосифа», мы начали репетиции дома у Ронни. Наши претензии на джаз-рок сразу же отразились на репертуаре. Это были песни Билла Уизерса и Марвина Гея; «I Heard It Through the Grapevine» в исполнении Ронни; унаследованная мною от Меган «Springtime in the City» Грэма Бонда и «Don't Let It Bring You Down» Нила Янга. Мы репетировали долго и напряженно, порой пытаясь воспроизвести даже некоторые из композиций Чика Кориа с напыщенными научно-фантастическими названиями типа «Hymn of the Seventh Galaxy». Мы добивались совершенства, нота за нотой копируя исполнение наших кумиров. Как самому неумелому музыканту группы, мне приходилось репетировать больше, чем моим друзьям, чтобы отработать эти мелодии, и все-таки они сдавались под моим упорным натиском. Управляющий отеля «Госфорт» каждую среду предоставлял нам комнату на втором этаже своей гостиницы. Он готов был делать это до тех пор, пока мы будем в состоянии наполнять ее посетителями и окупать его затраты на бармена. Аудиторию нашего первого выступления составляли исключительно друзья по колледжу и ребята-ударники, которых обучал Ронни. Они сидели в первом ряду и дивились потрясающим возможностям учителя. Между тем я становился все более уверенным певцом, а работа в биг-бэнде Энди Хадсона заставила меня осознать, насколько важно разговаривать со зрителями. Этот ненавязчивый, исполненный самоиронии юмор, который зрители слышат со сцены между номерами программы, дает им ощущение, что они — участники происходящего, каковыми, впрочем, они и являются на самом деле. Ронни и Джон приобрели в это время почти культовый статус и начали верховодить среди молодых, подающих надежды музыкантов, которые частенько бывали на наших выступлениях. Мы же с Джерри довольствовались ролью обслуживающего персонала и сосредоточились на сочинении новых песен для группы.

Мы с Джерри поселились вместе, в одной квартире в Хитоне. В нашем новом жилище было две спальни, гостиная, кухня и старый камин со встроенной духовкой. Этажом выше находилась квартира, где уже целый год прожили наши друзья по колледжу, муж и жена Джим и Стэф. Сообщая нам, что квартира под ними сдается, они предупредили, что хозяйка ищет еще одну семейную пару и не согласится ни на какой другой вариант. Идею с переодеванием мы с Джерри отвергли сразу: ни один из нас не способен сыграть женщину. Наконец Джерри пришла в голову мысль попросить Меган помочь нам. Меган, которая уже успела расстаться с Дереком, согласилась, несмотря на наш с ней разрыв, притвориться моей женой «по старой памяти», как она сама изволила выразиться. Поразительна ирония судьбы, заставляющая женщину, на которой я еще так недавно мечтал жениться, использовать все свои актерские способности, чтобы изобразить мою жену. Для этой цели она даже одолжила у Стэф обручальное кольцо. Наша хитрость сработала. Впоследствии каждый месяц, когда хозяйка являлась к нам, чтобы получить плату за квартиру, нас с Джерри не оказывалось дома, а деньги я оставлял наверху, у Джима и Стэф, вместе с наскоро нацарапанными записками, в которых я обещал хозяйке обязательно встретиться с ней в следующем месяце, чего, разумеется, никогда не происходило. Мы с Джерри прожили в этой квартире два года, и хозяйка, чей облик в моих воспоминаниях уже неотличим от невероятно похожей на нее госпожи Тэтчер, так никогда и не узнала о его существовании. Понятно, что и Меган она больше никогда не видела.

Наш узкий коридор всегда забит оборудованием: электроорган Джерри, его синтезатор «Fender Rhodes», мои футляры с бас-гитарами, микрофоны и все остальные музыкальные приспособления, которые нам когда-либо удалось выпросить, одолжить или украсть. Мы с Джерри абсолютно счастливо жили в этом союзе, напоминающем брак, и всерьез поссорились, помнится, лишь однажды, причем я вспомнил мамины методы и принялся бросать в Джерри тарелки. Между нами существовало напряженное соперничество, но совсем не из-за женщин, как можно предположить, а из-за общего для нас обоих стремления писать новую музыку для группы Last Exit и развлекать наших слушателей в отеле «Госфорт». Каждый из нас стремился писать хотя бы по одной песне в неделю. При этом я всегда чувствовал, что мне сочинение песен дается легче, потому что Джерри не исполнял их сам. Я мог написать песню, специально приспособленную к моему голосу, а Джерри приходилось лишь надеяться, что мне удастся раскрыть достоинства написанных им песен. Сочиняя, мы перепробовали все стили и все направления, которые вызывали у нас хоть какой-нибудь интерес. Иногда наши песни были очень подражательными, но, как любой человек, овладевающий ремеслом, каждый из нас не стеснялся заимствовать идеи и приемы и имитировать друг друга. Джерри обладал поразительной способностью развивать и воплощать даже самые сырые из моих музыкальных находок так, что на очередной репетиции их уже не стыдно было показать старшим членам нашей группы, однако мало-помалу, благодаря непрерывно увеличивающемуся количеству моих песен, они начали попадать в репертуар группы гораздо чаще, чем песни Джерри.

Было бы нечестно утверждать, что постоянно обостряющееся соперничество не бросило тень на нашу дружбу. Но к чести Джерри следует сказать, что это не сделало его равнодушным к судьбе группы. Мы с Джерри оба верили, что группа может добиться успеха, кто бы ни писал для нее песни. Остальные двое, вероятно, относились к нашей затее с некоторой долей насмешливого скептицизма, потому что никогда не вносили своих предложений относительно репертуара. Между тем группа понемногу начинала приобретать известность, и комната на втором этаже отеля «Госфорт» каждую среду вечером бывала заполнена до отказа. Мы уменьшили плату за вход до одного фунта с человека, причем половина вырученных денег шла на покупку оборудования, а вторую половину мы делили между собой. Этого не хватало на жизнь, но мы пополняли свои доходы работой в других музыкальных коллективах и выступлениями в рабочих клубах по выходным дням.

В конце лета 1974 года в нашей квартире раздается странный телефонный звонок. Звонит монахиня. Сестра Рут, ныне директор школы в Крэмлингтоне, шахтерской деревне к северу от Ньюкасла, учила когда-то мою младшую сестру Аниту, которая была образцовой ученицей с первого школьного дня и в конце концов получила магистерскую степень по английской литературе в университете Лидса. Директриса, увидев мое имя в списке выпускников педагогического колледжа этого года, решила позвонить и узнать, не прихожусь ли я родственником вышеупомянутой образцовой ученице. Когда же обнаруживается, что я действительно являюсь родственником и притом очень близким, она приглашает меня на собеседование. Честно говоря, такой поворот событий застает меня врасплох. Я немного польщен, что ко мне проявляют такую заинтересованность, хотя в данном случае дело скорее в заслугах моей сестры, чем в моих собственных. До этого момента у меня не было ни малейшего желания связывать свою жизнь с профессией учителя. Но мысль о том, что количество денег на моем счете неумолимо сокращается, а контракта со звукозаписывающей компанией в ближайшем будущем явно не предвидится, вынуждает меня разыскать приличный галстук, пиджак и чистую рубашку, в которых не стыдно было бы появиться на собеседовании в начальной школе св. Павла. На следующий день я пытаюсь выйти из дома как можно раньше, чтобы Джерри не заметил меня, но мне это не удается.

— Куда ты, черт возьми, собрался в таком виде? — Первая утренняя сигарета уже дымится в его руке, а его волосы, которые, впрочем, никогда не бывают чистыми, выглядят так, словно какой-то сумасшедший дадаист специально скроил из них такую асимметричную прическу. Он одет в какой-то невероятный цветастый халат, который даже на Ноэле Коуарде[14] выглядел бы слишком экстравагантно, и пару старых, потрепанных клетчатых шлепанцев с дыркой на левом большом пальце. Словом, вид у него еще тот. И при всем при этом он недоволен моей внешностью. Как бы то ни было, будучи пойманным за полу, я решаю, что честность в данном случае — самая правильная политика.

— Я иду устраиваться на работу.

Джерри устремляет на меня такой взгляд, как будто взвешивает мои шансы на успех, не забывая время от времени затягиваться.

— Удачи! — говорит он с нескрываемым сарказмом, который приводит меня в бешенство, инаправляется в ванную в облаке голубого дыма, по-мефистофелевски хихикая себе под нос. Несмотря на сарказм Джерри, собеседование проходит хорошо, и мне совершенно неожиданнопредлагают место школьного учителя. В конце концов, это то, на что меня натаскивали в течениепоследних четырех лет: руководить классом и учить детей всему — от элементарной математикидо игры в футбол. Я напоминаю себе, что это лишь часть моей долгосрочной стратегии, котораядолжна привести меня к успеху на музыкальном поприще, хотя со стороны это может выглядетьтак, словно я сдался под давлением обстоятельств. По дороге домой я готовлю защитную речь, которую мне предстоит произнести перед Джерри. Я знаю, что моя учительская работа будет оставлять мне достаточно времени на репетиции и выступления с нашей группой, длинные каникулы позволят мне выезжать с группой на гастроли. Учительская зарплата, хотя ее и не назовешь солидной, обеспечит возможность снимать зал для