меткости стрельца сомнений никто не выразил.

— Гребцов бьешь? — спросил Ансгар.

— Если гребцов, тоже неплохо, — ответил стрелецкий десятник. — Всех бы с большим удовольствием перебил, потому что гребцы там все — разбойники. А не попаду ни в кого, дыру в досках сделаю. Пусть затыкают, а потом ремонтируют. Три дыры — три доски менять придется. Неделю на суше простоят. Все людям добрым от дикарей спокойнее. Стрела сквозь обшивку насквозь пройдет. Любую доску с ощепками проломит.

Ансгар никак не отреагировал на «дикарей» в устах десятника, но не мог не заметить, как это же привычное слово хотел сначала произнести сотник, но поправился. И он не мог не оценить такую деликатность опытного и мудрого человека. Заметил эту деликатность и десятник стрельцов, и, кажется, сказал свое слово вопреки ей. Подчеркнуто сказал. Однако Ансгар постарался этого не заметить. Он еще находился не в своих владениях.

Драккары благополучно и с видимой радостью разрезали воду, убирая свои длинные и узкие щучьи тела с курса широких тел ладей. Демонстрация силы благодаря стальному прозору, изготовленному кузнецом Далятой, удалась на славу…

Нево-река, как показалось Ансгару, стала намного полноводнее с тех пор, как они проплывали здесь с ярлом Фраварадом, хотя прошло всего-то несколько дней, и откуда было бы взяться таким изменениям — непонятно. И попутное течение, раньше встречное, сильное и упругое, как помнил юный конунг, сейчас совсем ослабело и почти не подгоняло ладьи. Хорошо еще, что ветер поддерживал гребцов и давал возможность сэкономить силы для скорого выхода в море. Конунг поделился своими сомнениями с кормчим Валдаем.

— Да, — согласился Валдай, — у Нево-реки такой норов… Случается, вода прибывает, и течение словно назад идет. Это когда сильный ветер с Балтии дует, нагоняет воду с Саамского залива. Сейчас на Балтии ветер, должно, оттуда идет, а у нас с другой стороны. Вот и думаю, как бы нам в столкновение ветров не попасть. Это хуже всего… Хуже в наших водах ничего не бывает. Даже на реке потопить может. А если эти ветра в море столкнутся, волна встает в три мачты высотой. Никому поздороваться с ней не желаю.

Ансгар, оценивая слова кормчего, посмотрел на мачту. Мачта на ладье повыше мачты на драккаре. Волну, в три раза превышающую мачту, представить себе трудно. Но легко представить, что станет с ладьей, если такая волна ее накроет. Впрочем, Ансгар был человеком из страны мореплавателей и слышал много рассказов о высоких волнах, и потому легко верил кормчему.

— А что, рискуем попасть? — спросил конунг, но опасения даже голосом не показал, хотя в душе это опасение жило.

После того как утонули почти полностью две команды драккаров при столкновении на Ловати, Ансгар стал относиться к воде с недоверием, хотя, как всякий береговой норвежец, в душе был мореплавателем, которому никакие волны и штормы не страшны и только вызывают желание борьбы и победы.

— Уже едва ли. Ветер нас обогнал, и где-то впереди сейчас пошла круговерть. Но она долгой не бывает. Какой ветер сильнее, тот и перебарывает. Могут вообще не на реке столкнуться. Вихрь поднимут, смерчи разгуляются, лес повалят, а на реке все спокойно. Но в это время года восходные ветры всегда сильнее бывают. К зиме ближе все с ног на голову станет… Поздней осенью здесь плавать хуже, чем зимой, когда льда нет…

— А что, на Нево-реке льда не бывает? — спросил юный конунг.

— Смотря какая зима выпадет. Случается, что по мелководью до дна промерзает, а порой выпадает так, что шестом лед, если есть, ломаешь и плывешь…

Сильный восходный ветер был ладейщикам на руку, потому что надувал их паруса во всю ширину и давал возможность гребцам больше отдыхать.

Так и плыли…

Остановку сделали в середине дня, посчитав, что для поддержания скорости горячую похлебку будут есть только один раз в день, в другое время обходясь хлебом и вяленым мясом. Конечно, лучше бы приурочивать остановку к ночной темноте, но минувшая ночь выдалась бурная и боевая, и было как-то не до того, чтобы устраивать привал. Да и юный конунг настаивал на том, чтобы быстрее уйти с места уничтожения свейских драккаров и ярла Свенельда, который оказался там некстати. К тому же Валдай сказал, что к вечеру, возможно, опять придет дождь, а под дождем отдых на берегу полноценным не станет. Решили воспользоваться сухой погодой.

Однако едва запылали костры, но еще не закипела в котлах вода, как на реке показались идущие на веслах против ветра и течения четыре больших боевых драккара. Отдых прервался.

— Свеи… — сразу определил по оснастке опытный мореход сотник Большака. — К оружию! Да будет с нами Радегаст!..[15]

Тут же все вои и гребцы бегом вернулись на ладьи и подготовились к защите. На береговом пригорке встали десять стрельцов, готовые по первой команде каждый выпустить сразу по четыре стрелы подряд. Хорошо, что лодки свеев встретились днем, когда можно издали увидеть приближение потенциального противника. В темноте, когда тучи покрывают низкое небо, не давая пробиться лунным лучам, заметить драккары издали было бы невозможно, и такая встреча могла бы стать тяжелым испытанием для ладейщиков, у которых выпадали бы из боя стрельцы, на которых всегда возлагались большие надежды.

Но и для драккаров встреча тоже была неожиданностью. Они притормозили ход, два первых драккара поравнялись один с другим — видимо, шло совещание. Потом на мачту передового был поднят белый щит — знак мирных намерений, и драккар свернул в сторону берега, тогда как остальные двинулись мимо. Нево- река, в отличие от Ловати, за счет своей ширины и полноводности позволяла выполнять такие несложные маневры.

— Щиты… — сказал Ансгар, обращая внимание на символику шведов. — Драккар Дома Синего Ворона. На других этой символики не было. Союзники ярла Торольфа идут.

— Ты себя им не показывай, — мудро посоветовал Овсень. — Мало ли что. Большака языки знает, он поговорит.

Сотник Большака словно слышал разговор на другой ладье, хотя между ними стояло еще две ладьи, и услышать он, естественно, ничего не мог, но символику Дома Синего Ворона он сам увидел, ситуацию оценил, принял на себя действия, вышел на корму своей ладьи и приветственно поднял свою большую руку.

Разговор был недолгим. Сразу после него сотник спустился на берег, за ним Овсень и кормчие, следом Ансгар, а драккар продолжил путь, стремясь быстрее нагнать собратьев. При этом сразу с места взял такую высокую скорость, что опытные ладейные кормчие позавидовали и долго провожали шведские лодки глазами[16].

— Что им надо? — спросил Овсень.

Ансгар не спрашивал, он просто вышел вперед в ожидании объяснений, его волнующих.

— Я сказал, что мы идем от Славена на Руян. С Арконой они связываться не рискнут. Свеи ищут три драккара своих соотечественников. Им нужен ярл Свенельд. Спрашивали, не встречали ли мы такого… Я сказал, что так, кажется, звали человека в шляпе с белым пером. Я видел его в Славене. Пусть ищут…

— Интересно… Они ищут, мне кажется, чтобы убить убитого, — подумав и почесав скулу, сделал вывод Ансгар. — Дом Синего Ворона воюет против Свенельда. И мы им, нашим врагам, нечаянно помогли.

— Я же говорю, пусть ищут. Нам до этого дела нет. За Свенельда они нам не заплатят, а вот сундук его, может быть, всех «ворон» и «воронов» сильно привлекает. Но я сам к сундуку уже привык. На нем сидеть удобно.

— Нам до этого дела нет, — равнодушно подтвердил сотник Овсень.

— Но может и быть дело, — юный конунг явно что-то задумал. — Мне кажется, теперь стоит ждать встречи с другими драккарами, которые Еталандов поддерживают…

Погода, кажется, стала быстро меняться. Ветер стал порывистым, временами почти совсем пропадал,