спокойно и гладко, а оказывается не всё гладко, просто Маркелов совершенствуется в умении врать.

Плакать хотелось. А ещё лучше уткнуться лицом в подушку и завыть. Даже попытку предприняла, когда Вика ушла гулять. Вот только завыть не получилось, в горле ком, в сердце боль и дрожь по всему телу. Наверное, к лучшему, что Серёжки рядом нет, иначе бы она его просто убила, не удержалась бы. В этот момент даже неважно было, с кем Маркелов отдыхать ездил, больно не из-за этого, а именно из-за лжи, что Серёжка нагородил.

Она так ему и не позвонила в этот день, не смогла себя заставить. Понимала, что он ждёт, ведь они договаривались, а у них в семье было принято, что раз обещано, необходимо позвонить. Обязательно. Раз не звонишь, значит, что-то случилось.

А разве сейчас не так? Разве не случилось?!

Серёжа сам позвонил, ближе к вечеру. Настя как раз посуду после ужина мыла, очень медленно водила губкой по тарелке, а думала совсем не о мытье посуды. Всё ждала звонка, и понимала, что не знает, что мужу сказать. Ей вряд ли хватит сил притворяться, что ничего не знает. Не знает, что он ей изменяет. Да и зачем скрывать? Это не решит проблемы. Он уже начал ей врать, а если ещё и она ответит тем же, всё покатится вниз, как снежный ком. В конце концов, не выдержала и бросила мыльную губку вместе с тарелкой в раковину. Грохот тарелки о металл совпал со звуком зазвонившего телефона. Настя нервно сглотнула.

— Ты почему не позвонила? Я ждал. Что-то случилось?

— Нет.

— А почему у тебя такой голос?

Настя закрыла дверь на кухню, прошла к окну и присела на широкий подоконник.

— Серёж, а ты где?

Он хмыкнул в задумчивости.

— С утра ещё был в Риге. Ты забыла?

— Да нет. — Она помолчала, пытаясь справиться с подступающими слезами. Вздохнула глубоко, надеясь, что хоть голос будет звучать ровно. Пока с собой боролась, на заднем фоне послышался женский голос.

— Серёж, мы идём?

Маркелов от трубки отстранился и вроде шикнул еле слышно на говорившую. А Настя горько усмехнулась, пальцы к губам прижала, когда те затряслись. Сделала ещё один глубокий вдох. Всё-таки это помогает.

— Это с ней ты в «Сосновый бор» отдыхать ездишь?

Он, кажется, не расслышал. Переспросил:

— Что?

— Я спрашиваю, ты со своим новым юристом спишь?

Ещё одна пауза повисла.

— Насть, ты чего говоришь-то?

— Не знаю. А может ты и не в Риге? Я полдня думала, может мне в «Сосновый бор» позвонить? А то ведь у меня муж такой усталый был в последние дни, может, не работать, а отдыхать рванул? С новым юристом. Или в тот раз не она была?

— Настя…

— Пока я, как последняя дура, банкет этот чёртов готовила, чтоб он провалился, словно это мне нужно было; пока я твоих коллег и начальство обзванивала, дурацкие разговоры с ними разговаривала, а потом ещё улыбалась им весь вечер, ты в это время любовницу отдыхать возил! Что ты мне тогда говорил? Мне в Новосибирск надо? На пару дней? Очень срочно! — Она всё это выкрикнула в трубку, и в испуге замолчала. Выглянула за кухонную дверь, прислушиваясь, но дочка из своей комнаты так и не показалась. Настя снова дверь прикрыла и вернулась к окну. На другом конце провода тишину ничто не нарушало, Маркелов, вроде бы, даже дышать забыл. Наверное, продумывал линию защиты. — Скотина ты, Маркелов.

— Насть, успокойся, — попросил он, наконец. — Я знаю, как это выглядит, но…

— А почему ты не спрашиваешь, как я узнала? — Настю не на шутку понесло, дрожь из голоса ушла, одна злость — невероятная, невыносимая злость осталась. — Ты ведь даже не прячешь ничего. Правильно, зачем? У тебя ведь жена — дура доверчивая. Она по телефонам твоим не лазит, почту не проверяет, не спрашивает где ты, и с кем ты время проводишь. Можно гулять! А потом зайдёшь случайно в твою почту, а там всё чёрным по белому. Счета за гостиничный номер, за рестораны, за спа-салоны! Лучше тебе не приезжать, Маркелов, — продолжила она совсем другим, глухим тоном. — Если я тебя сейчас увижу, я просто не знаю, что я с тобой сделаю. Сиди в своей Риге или где ты там находишься… мне всё равно! Но дома не появляйся!

Она нажала на отбой, с трудом поборов желание швырнуть телефон на пол, но удержалась, без сил опустилась на стул. Телефон снова зазвонил, не прошло и минуты. Помедлила, прежде чем ответить, знала, что это муж. Её злость в комок собралась и в горло пролезла с большим трудом, Настя её проглотила. А следом слёзы потекли и первое рыдание вырвалось. Но телефон к уху всё-таки поднесла, правда, не сказала ни слова.

— Настя, я тебя прошу, давай поговорим спокойно. Не знаю, что ты там себе надумала, но я, правда, в Риге. Я тебе клянусь!

— Не клянись, — сказала она, шмыгнув носом. — Козлёночком станешь.

— Настя!

— И ты, сволочь, на нашу годовщину её позвал! — осенило её.

— Я не звал, — мрачно отозвался он, — ты позвала. Всех адвокатов нашей конторы.

— Так это я, значит, виновата!

— Я не говорил, что ты виновата! Я виноват, я! Настён, прости меня.

— Ты даже не отрицаешь…

— А смысл? Будто я тебя не знаю, ты теперь не успокоишься, пока не будешь знать точно.

— Не хочу я знать, я ничего не хочу знать, — проговорила она и зажмурилась. — Ты же мне обещал, ты мне клялся… — Она слёзы ладонью вытерла.

— Насть, это ничего не значит.

— Это для тебя ничего не значит! Я ведь каждое утро просыпалась и думала: господи, ну наконец-то, он нагулялся, перебесился, всё у нас так хорошо. А оказывается, ты просто врать научился мастерски. Смотреть мне в глаза и врать!

— Настя! — в который раз выдохнул он её имя, и даже простонал коротко в трубку, видно, тоже с трудом слова подбирал. — Я тебя прошу, успокойся. Я прилечу завтра, и мы с тобой поговорим. Это не телефонный разговор. — Но снова сорвался на уговоры. — Ты моя жена, это всё, что мне нужно. А… остальное…

— Я не хочу тебя видеть, — сказала она, чеканя каждое слово. — И разговаривать с тобой не хочу. И не надо прилетать, приезжать, ничего не надо. Оставайся со своей блондинкой! И вообще… пошёл к чёрту! — выкрикнула она, и телефон выключила. И не просто выключила, а сходила в гостиную и выдернула шнур из розетки. Потом выключила свой мобильный. Опомнилась, когда поняла, что мечется по квартире, с этими дурацкими телефонами в руках. Села на диван в гостиной и лицо руками закрыла. Сердце прыгало в груди, в висках стучала боль, и Настя только успевала слёзы вытирать. И очень боялась, что Вика из комнаты выйдет и увидит её такой. Придётся объяснять, что-то придумывать, а она ничего не сможет придумать. Тяжело поднялась, опираясь на подлокотник, ушла в ванную.

Решение пришло неожиданно. Понимала, что Серёжка в данный момент уже заказывает билет на самолёт, чтобы как можно скорее вернуться в Москву, а Настя честно не хотела с ним видеться. Ей нужно было время, хотя бы немного. Невозможно думать, когда тебя обида душит. Остаться дома и просто ждать возвращения мужа, представлять, как он войдёт в квартиру, снова виноватый, что ей скажет, как будет уговаривать, просить, держать за руки. От всего этого хотелось закричать, даже просто представляя, становилось невыносимо, а уж как она это переживёт в реальности — не знала. Всё снова повторится — их дом, их вещи вокруг, которые делали их счастливыми изо дня в день столько лет, ребёнок рядом, а Маркелов снова будет просить прощения, всё теми же словами, даже обещания будут те же. Обещаю,