— Тебе нужно вернуться, сам знаешь.

— Хватит снов, — прошептал Раэл–младший. — Хватит призраков.

— Снов? Ксантийские мистагоги верят, что реальность просуществовала три дня, а наш мир лишь сон второй ночи, — сказал незнакомец в сером. — Призраки? Пфуй! Мы самые материальные существа во вселенной, основа настоящего. Мы — воспоминания. — Его трубка поставила маленькую огненно–красную точку во тьме ночи. — Мнемологии. Мы — те, кто творит жизнь; только здесь, в этом самом месте, мы обретаем телесность и полноту. Мы — сны деревьев. Ты знаешь, что это за дерево? Ну конечно, ты знаешь, ведь это Древо Мирового Начала. Но, кроме того, это Древо Мирового Конца, ибо каждое начало должно чем?то кончится. У тебя остались незавершенные дела в моем городе, Раэл, и пока ты не закончишь все тобой начатое, воспоминания не оставят тебя в покое.

— Кто ты такой?

— Ты знаешь меня, хоть никогда и не встречал. Твой отец знал меня в детстве, и твой дед тоже знал меня, а ты в последние несколько дней нес меня в своем рюкзаке. Я самое старое воспоминание Дороги Отчаяния. Я доктор Алимантандо.

— Но я слышал, что ты путешествуешь по времени, преследуя некое легендарное существо.

— Так и есть, но воспоминания не исчезают. Послушай: хотя мне, человеку науки, и больно такое говорить, но в тебе заключена магия. Если земля здесь достаточно сильна, чтобы воплотить твои воспоминания и страхи, то не хватит ли ее мощи и на то, чтобы твои надежды и желания обрели плоть? И коли уж на то пошло, может быть, эта сила заключена в тебе самом, как был заключен и я, а не привязана к какому?то определенному месту, неважно, насколько оно особенное. Подумай об этом.

Доктор Алимантандо поднялся и сжал трубку зубами. Долгим взглядом он окинул небо, звезды, деревья.

— Прекрасная ночь, — сказал он. — Прекрасная, прекрасная ночь. Ну что ж, всего доброго, Раэл. Приятно было повидаться. Ты, вне всякого сомнения, истинный Манделла. Ты справишься. — Он сложил руки на груди и шагнул в неверные тени.

Раэл Манделла–младший проснулся от звуков радио Жана–Мишеля Гастино. Как и его хозяин, приемник был скверно настроен — где?то между программой о крае вселенной и популярным утренним музыкальным шоу. Свет пробивался сквозь щелястые стены. Слышалось швкорчание яиц, поджариваемых на жаровне.

— Доброе утро, доброе утро, доброе утро, — сказал Жан–Мишель Гастино. — Поднимайся и перекуси — сегодня нам предстоит долгий путь, а без доброго завтра вообще никуда отправляться не стоит.

Раэл–младший протер глаза, не вполне его понимая.

— Уходим. Сегодня. Мне нанесли визит. Этой ночью. Пока ты был занят со своей мнемологией, я встречался со своей — Благословенной Госпожой; ладно, с воспоминаниями о ней; как бы то ни было, она сказала мне, что время пришло и я должен отправиться с вами. Несомненно, тебе пригодятся мои особые таланты. Может быть, как раз за ними вы и явились сюда. Подобные вещи имеют скрытые связи.

— А не…

— А не жалко ли мне оставлять это место? Ну… разве что чуть–чуть. Это же временно — как только я исполню Священную Волю, я получу назад свою старую должность. Как бы то ни было, она сказала мне, что если я не пойду, мне не за чем будет присматривать — никакого леса не останется. Это как раз то, что называют точкой перегиба повествования; существует много разных будущих, зависящих от нескольких человек, и в том числе будущее Леса Хрисии.

— Но…

— Но кто будет приглядывать за Чащей Госпожи в мое отсутствие? Мне не следовало бы тебе говорить, но прямо сейчас собирают целый новый ангельский орден, прямо у тебя под ногами, в нерестилищах: Модель 6, Амчастрии, специально предназначенные для экологической поддержки. Старина–лес будет в полном порядке без меня. Отчедрево за ним присмотрит. Ну что ж, давай уже. Вставай, умывайся, завтракай. До лесной стены идти долго, а мне надо упаковаться и попрощаться с курами. И нечего так удивляться! Откуда, по–твоему, взялись эти яйца? Из воздуха?

Патруль ягуаров Арни Тенебра схватил четырех мужчин в пределах зоны пассивной обороны номер 6. Приказ–инструкция недвусмысленно требовал уничтожать пленных на месте, однако любопытство младшего лейтенанта Сергио Эстрамадуры возбудил тот факт, что им удалось преодолеть десять километров минных полей, ловчих ям, проволочных силков и измазанных дерьмом колышков без единой царапины. Невзирая на воздушные патрули парламентариев он нарушил радиомолчание и запросил указаний командира.

— Кто такие? — спросила Арни Тенебра.

— Четыре человека. Один из них Старик–Лесовик, который саркастический, остальные вроде нормальные. Никаких знаков отличия, но на них форма КВА.

— Любопытно. Гастино никогда не принимал чью?либо сторону. Должно быть, это он провел их через защитную зону. Мне было бы интересно взглянуть на них.

Она смотрела, как они приближаются — партизаны и пленники. Бойцы связали их, завязали глаза и пристегнули к поводкам. Трое спотыкались и сбивались с шага на неровной земле; четвертый шагал уверенно и прямо, возглавлял, а не вел, как будто и не нуждаясь в зрении. Это, без сомнения, Гастино. Хотя Арни Тенебра встречалась с ним до этого только дважды, его имя превратилось в легенду среди ветеранов Хрисской кампании — как в рядах Армии Родной Земли, так и среди парламентариев.

Какой партизан мог бы из него получиться! Он был частью леса, по–животному чуткой. Она смотрела на своих бойцов, неуклюжих мальчишек в хамелеоновой форме и с тяжелыми разгрузками, с лицами, покрытыми татуировками или раскрашенными под тигров, демонов и насекомых; пятнистые, полосатые, узорчатые морды. Глупые дети играют в глупые детские игры. Беглецы, шпана, парии, отбросы, сорванцы, шизики, гомосексуалисты и визионеры. Актеры в театре войны. Дайте мне тысячу таких, как Гастино, и я разотру Квинсану в тонкую пыль.

Лица двух пленных казались знакомыми. Она пытался припомнить, кого они ей напоминают, пока младший лейтенант Эстрамадура освобождал их от рюкзаков, одежды и остатков достоинства, чтобы запереть в бамбуковом загоне. Доклад Эстрамадуры звучал смехотворно. Неужели мальчики не имеют ни глаз, ни ушей? Суть его рассказа сводилась к следующему: «явились, как с неба свалились». Человек без ушей и глаз недолго протянет в лесной войне. Она обыскала одежду пленных. Белая роба Гастино не содержала никаких подсказок, остальные носили форму Компании, хотя и довольно качественную. В карманах ничего не было, за исключением бумажных салфеток, пыли и маленького шарика серебряной фольги.

Прежде чем перейти к рюкзакам, она бросила младшему лейтенанту Эстрамадуре:

— Их имена?

— А. Забыл спросить.

— Так иди и спроси.

С красным от унижения лицом под сине–желтыми тигриными полосами он направился вниз с холма, к загонам.

Долго он не протянет. Совсем никакого соображения.

Он вернулся через минуту.

— Мадам, их зовут…

— Манделла. — Она указала на переплетенную в кожу книгу, лежащую перед ней на земле. — Младший сын Лимаала Манделлы.

— Раэл–младший, мадам.

— Так.

— Остальные двое…

— Галлацелли. Севриано и Батисто. Вот почему их лица были мне знакомы. Когда я их видела