Ирка.

Домой возвращаться все равно нельзя, иначе операция насмарку.

Ирка огорченно махнула рукой и по свежевыпавшему снежку захрупала в сторону Танькиного дома.

Один плюс – с контрольной Танька и правда поможет разобраться. И с чертями – тоже.

Стилизованный под старину висячий фонарь над входом в «Seelebank», тем не менее, умудрялся сиять ярко, как военный прожектор. Режущий желто-оранжевый свет выхватывал из темноты плиточный тротуар, створку резной двери, фасад с полуколоннами, окна с яркими рекламными слоганами… За резкой границей светового пятна тьма становилась еще темнее, еще гуще – тянущаяся рядом дорога казалась спрессованной чернотой, изредка раздавалось гудение, над этой чернотой стремительно проносились пылающие, как у дракона, глаза-фары, и снова все стихало. Живая изгородь, отгораживающая пустой бульвар от проезжей части, извивалась гибкой лентой на подоле ночи. Она вроде бы даже расползлась вширь, словно по-зимнему колючих стриженых кустов стало больше, и за первым рядом голых веток торчат еще какие-то сучки… пеньки… Только они вроде двигаются… Вот появились – исчезли! Снова выскочили в другом месте – спрятались… Да это же рога!

За живой изгородью зачем-то пряталось… стадо? Если судить по рогам, здоровенное, в сотню голов, и, судя по тем же рогам, – непривычно разнообразное. Над изгородью мелькали то типичные коровьи рога, то длинные и острые козьи, то маленькие, как шильца, рога козленка, то раздвоенные рожки молодого оленя, то рога, закрученные в спирали, как у экзотической антилопы… Словно только что состоялся массовый побег с ферм и зоопарков разом, и теперь беглецы отсиживаются в кустах – почему-то возле немецкого банка.

Выкрученные под хитрым углом рожки, больше всего походившие на крючки старинной вешалки, вынырнули над изгородью. Между рожками сияла розовая лысина. Существо внимательно поглядело на дверь банка и, ухватив когтистыми лапами могучий военный бинокль, поднесло его к маленьким багровым глазкам. Сейчас поверх изгороди видны были только круглые окуляры бинокля, рога над ними и ходящий туда-сюда пяточек под ними.

– Вроде никого, господин болотный, – доложил лысый черт, рыская биноклем по черным квадратам банковских окон.

– Наши все собрались? – поинтересовался пристроившийся под кустами болотный. – Мамун где?

– Дома он, в постели… – доложил залегший по левую руку болотного могучий черт с бараньими рогами. – Еще когда днем подходы проверяли, его кашель трепать начал, да с лихорадкой – чуть с копыт не валился. Еще бы, всю ночь мотался – то всадником, то лошадью. Укатала нашего мамунчика крутая Хортица. – И черт засмеялся, точно заблеял.

– Я запрещаю в моем присутствии даже упоминать об этой наглой ведьме! – строго объявил болотный. – А черт-хакер почему не явился?

– Отказался, – развел руками круторогий. – Говорит, в бой кидаться с рогами наперевес у вас и подурнее головы найдутся, а его голова для других дел предназначена. И что утечка мозгов за границу – это одно, а утечка мозгов сквозь дырку в черепе – совсем другое, и он вообще не представляет, как можно штурмовать вражескую крепость без эльфов-лучников, драконов, магов и хотя бы пары гномов-крафтеров!

– Да это саботаж! – тихо, но грозно выдохнул болотный. – Предательство наших чертовых интересов! Они что, не понимают – по всем правилам стратегии и тактики, чтоб взять вражескую цитадель, количество штурмующих должно минимум втрое превосходить количество обороняющихся!

– Так мы того… превосходим. И больше даже, – отнимая бинокль от глаз, сказал лысый черт. – Там же нет никого, разве что охранник… – тыча пальцем в темные окна банка, пояснил он.

– Да? – оглядываясь на засевших вдоль изгороди чертей, призадумался болотный. – Ну тогда… – Болотный решительно выдохнул, выкатил грудь колесом и гордо выпрямился, насколько позволяла его позиция за кустами и на четвереньках. – Гасите свет, Анципер Гаспидович!

– Айн момент! – вешая бинокль на куст, объявил лысый черт. И вытащил откуда-то… обыкновенную мальчишескую рогатку. – Камешек бы…

– Не извольте беспокоиться, Анципер Гаспидович! – прогудел круторогий черт… наклонился… раздался стон ломающегося камня. – Вот! – довольно сказал круторогий, протягивая лысому кусок тротуарной бровки размером с ногу взрослого мужика.

– Маленько не по размеру… – поглядывая то на «камешек», то на ремень рогатки, смущенно пробормотал лысый черт.

– Тут памятник неподалеку, могу за постаментом сбегать, – с готовностью предложил круторогий.

– Козел! – выругался болотный. – С кем приходится работать… На тебе твой камешек! – Он протянул лысому маленький осколок от разломанной бровки.

– Благодарствуйте! – Лысый черт принял камешек с поклоном, заложил в ремень рогатки, оттянул к левому рогу… глаз его прищурился, морда перекосилась… – Айн, цвай, драй! – шепотом отсчитал лысый черт.

– Теньк! – проскочив между прутьями окружающей фонарь решетки, камешек клюнул стекло. – Дзень! – Мелкой крошкой стекло посыпалось вниз, огонь вспыхнул искристой дугой и погас. Проспект погрузился во тьму.

– Капут их фонарику! – гордо объявил лысый.

– Молодец, Анципер Гаспидович! – кладя ему лапу на плечо, похвалил болотный. – Вот, учитесь, черти, – и стреляет метко, и языком противника уже успел овладеть. Будем использовать тебя при допросах пленных. Да, кстати, пленных – не брать! Глушите камеры! – распорядился болотный.

Круторогий черт сунул два когтя в рот, и длинный переливчатый посвист вскинул в небо стаю голубей. Переполошенные голуби беспорядочно закружились над зданием банка, выстроились клином… и прошлись вдоль фасада.

– Ляп! Ляп! Ляп! – черно-белые птичьи «отметины» стекали по круглым глазкам видеокамер, пялящихся с дверной притолоки и окон.

– Поддерживает немцев Чертов Евросоюз или нет, а доказательств оставлять не будем, – проворчал болотный, внимательно наблюдая, как голуби «отстреливаются» и тут же заворачивают на второй заход. Удовлетворенно кивнул и скомандовал: – А теперь – вперед! В атаку! Только тихо…

– Хур-р-ра-а! На рога-а! Врага-а! На рога-а! – тихонько прокричали черти и сквозь изгородь рванули к дверям «Seelebank».

Высоченный, как жердь, бледный черт в похожем на балахон длиннющем черном пальто встряхнул руками – с жужжанием, противным, как вой электродрели в воскресенье утром, рой толстых жуков выпорхнул у него из рукавов и обсел провода сигнализации. Клац-клац! – острые, как кусачки, челюсти жуков начали перемалывать провода. Зашипело, мелькнула слабая искорка… поджаренные до хрустящих крылышек жуки посыпались на тротуар, черт в балахоне побледнел еще больше и схватился за грудь… но красные глазки сигнализации медленно потускнели и погасли. Сдавленно хихикая, круторогий черт схватился за ручку двери и рванул. Хрустнуло, брякнуло, снова заискрило… еще рывок, створка распахнулась… и невесть откуда прямо на бараньи рога черта свалилось растрепанное воронье гнездо. Громко молотя крыльями, разбуженная ворона взвилась в воздух, распахнула клюв, собираясь истошно заорать… Свистнул воздух, и летающий черт, похожий на заморенную голодом обезьяну с нетопыриными крыльями, перехватил ворону в воздухе, в одно мгновение свернув ей шею.

– Дополнительная сигнализация, – ловя падающий на него сверху вороний труп, буркнул круторогий. – Хитро…

– Да мы хитрее! – залихватски ухнул лысый черт, выхватывая дохлую ворону у него из лап и закладывая ее в резинку своей рогатки.

Лысый черт ворвался в холл «Seelebank»… В похожей на аквариум прозрачной будке охранника вскочил наряженный в защитный камуфляж молоденький чертик. Лысый черт выстрелил. Дохлая ворона просвистела через весь холл, пробила стекло и пришпилила охранника клювом к задней стене. Скрюченные вороньи лапки торчали из пробитого насквозь горла. Чертик судорожно дергался, скребя когтями по