выставив левую ногу, – словом, если бы художник захотел изобразить ожидание, то более удачной позы для своей натуры он, по моему мнению, не мог бы выбрать. Король, однако, снова свесил голову на грудь – мысли его, казалось, витали теперь бесконечно далеко от того, что он хотел было высказать.

Несколько минут длилось молчание. Король сел и усталым жестом провел рукой по лбу.

– Чертова рифма! – воскликнул он, топнув ногой, и вслед за тем раздалось звяканье длинных шпор, которые он носил на ботфортах.

Проснулась борзая и, решив, что хозяин ее зовет, вскочила, подошла к креслу, положила обе лапы ему на колени и, подняв острую свою морду, так что она оказалась гораздо выше головы Карла, разинула широкую пасть и без всяких церемоний зевнула – собаку трудно было обучить хорошим манерам.

Король прогнал собаку – она вздохнула и пошла на место.

Вновь как бы случайно встретившись глазами с капитаном, король сказал:

– Извините, Жорж! От этой… [53] рифмы меня в пот ударило.

– Я вам мешаю, ваше величество? – низко поклонившись, спросил капитан.

– Ничуть, ничуть, – отвечал король.

Он встал и в знак особого благоволения положил капитану руку на плечо. При этом он улыбался, но одними губами – его отсутствующий взгляд не принимал в улыбке никакого участия.

– Вы еще не отдохнули после охоты? – спросил король. Приступить прямо к делу ему было, видимо, неловко. – С оленем пришлось повозиться.

– Государь! Если б давешний гон меня утомил, я был бы недостоин командовать отрядом легкой кавалерии вашего величества. Во время последних войн господин де Гиз видел, что я не слезаю с коня, и прозвал меня «албанцем».

– Да, правда, мне говорили, что ты лихой конник. Скажи-ка, а из аркебузы ты хорошо стреляешь?

– Да, государь, недурно, хотя, конечно, до вашего величества мне далеко. Такое искусство не всем дается.

– Вот что, видишь эту длинную аркебузу? Заряди ее двенадцатью дробинками. Не сойти мне с этого места, если ты в шестидесяти шагах прицелишься в какого-нибудь безбожника и хоть одна из них пролетит мимо!

– Шестьдесят шагов – расстояние большое, но не очень. И все же с таким стрелком, как вы, ваше величество, я бы тягаться не стал.

– А в двухстах шагах ты из этой аркебузы всадишь в человека пулю, лишь бы пуля была соответствующего калибра.

Король вложил аркебузу в руки капитана.

– Красиво отделана и, должно думать, бьет метко, – внимательно осмотрев аркебузу и проверив спуск, заключил Жорж.

– Я вижу, мой милый, ты разбираешься в оружии. Возьми-ка на прицел – я хочу посмотреть, как это у тебя получается.

Капитан прицелился.

– Хорошая штука аркебуза! – медленно продолжал Карл. – В ста шагах одним таким движением пальца можно покончить с недругом – перед меткой пулей ни кольчуга, ни панцирь не устоят!

Я говорил, что Карл IX то ли по привычке, которая появилась у него еще в детстве, то ли в силу врожденной застенчивости почти никогда не глядел в глаза своему собеседнику. Но сейчас он смотрел на капитана пристально, и выражение лица у него было необычное. Жорж невольно опустил глаза, тогда и король почти тотчас потупился. На минуту воцарилось молчание. Первым нарушил его Жорж.

– Хорошо быть искусным стрелком, а все же шпага и копье надежнее.

– Справедливо. Зато аркебуза… – Карл странно усмехнулся и вдруг спросил: – Говорят, Жорж, адмирал тебя горько обидел?

– Государь…

– Мне об этом известно доподлинно. И все же я бы хотел… Расскажи мне про это сам.

– Совершенная правда, государь. Я говорил с ним об одном злополучном деле, в котором я принимал самое живое участие…

– О дуэли твоего брата? Красив, негодник, и за себя постоять умеет: проколет кого угодно. Я таких людей уважаю. Коменж был хлыщ, он получил по заслугам, только и всего. Но за что же тебя изругал чертов бородач? Хоть убей, не могу взять в толк.

– Боюсь, что причиной тому злополучное различие вероисповеданий, мое обращение, о котором, как мне казалось, все давно забыли…

– Забыли?

– Вы, ваше величество, подали пример забвения религиозных распрей, ваше поразительное беспристрастие, справедливость…

– Да будет тебе известно, друг мой, что адмирал ничего не забывает.

– Я это заметил, государь.

Жорж снова потемнел в лице.

– Что же ты думаешь делать, Жорж?

– Кто, я, государь?

– Да. Говори без обиняков.

– Государь! Я бедный дворянин, адмирал – старик, я не могу вызвать его на дуэль. Кроме того, государь, – поклонившись, сказал он, видимо, желая учтивой фразой загладить впечатление, которое должна была, как он полагал, произвести на короля его дерзость, – если бы даже я имел возможность бросить вызов, я бы все-таки этого не сделал: меня остановил страх заслужить немилость вашего величества.

– Ну что ты! – молвил король и положил правую руку на плечо Жоржа.

– К счастью, – продолжал капитан, – разговор с адмиралом моей чести не затрагивает. А вот если бы кто-нибудь из тех, что со мной на равной ноге, осмелился усомниться в моей чести, я бы испросил у вашего величества соизволения…

– Значит, ты не намерен мстить адмиралу? А ведь этот… наглеет не по дням, а по часам!

Жорж широко раскрыл глаза от изумления.

– И он же тебя оскорбил, черт возьми, смертельно оскорбил, как мне передавали! – продолжал король. – Дворянин – не лакей: есть вещи, которые нельзя простить даже государю.

– Как же я ему отомщу? Драться со мной – это он сочтет ниже своего достоинства.

– Допустим. Но…

Король опять взял аркебузу и прицелился.

– Понимаешь?

Капитан попятился. Самый жест монарха был достаточно выразителен, а демоническое выражение его лица не оставляло никаких сомнений относительно того, что этот жест обозначал.

– Как, государь? Вы мне советуете…

Король изо всех сил стукнул об пол прикладом и, устремив на Жоржа бешеный взгляд, крикнул:

– Советую? А, чтоб! Ничего я тебе не советую.

Капитан не знал, что ему делать. В конце концов он поступил так, как поступили бы многие на его месте: поклонился и опустил глаза.

Карл мгновенно изменил тон:

– Это вовсе не значит, что если бы ты, мстя за свою честь, вогнал в него пулю… то мне это было бы безразлично. Клянусь потрохами папы, самое драгоценное, что есть у дворянина, – это его честь, и ради того, чтобы смыть с нее пятно, он не должен останавливаться ни перед чем. Притом Шатильоны надменны и нахальны, как подручные палача. Я же знаю: эти мерзавцы с наслаждением свернули бы мне шею и сели на мое место… При виде адмирала я иной раз готов выщипать ему бороду!

Капитан ничего не ответил на это словоизвержение, исходившее из уст обычно молчаливого человека.

– Ну так что же ты, в душу, в кровь, собираешься делать? Послушай: я бы на твоем месте подстерег его, когда кончится их протестантское сборище и он будет выходить, – вот тут бы ты из окна и выстрелил ему в спину. Тьфу, пропасть! Мой кузен Гиз был бы тебе благодарен, ты бы этим много поспособствовал