Мержи терялся все более и более.
– Я хочу эту ладанку. Дайте ее мне.
– Нет, я не могу ее отдать.
– А я хочу ладанку. Вы посмеете отказать мне?
– Я обещал ее вернуть.
– А что такое обещания! Обещание, данное фальшивой женщине, ни к чему не обязывает. Помимо всего прочего, берегитесь: почем знать, может, вы носите опасный талисман, может, он нашептан! Говорят, Тюржи – злая колдунья.
– Я в колдовство не верю.
– И в колдунов тоже?
– Я немного верю в
– Ну дайте же мне ладанку – может, я тогда сброшу маску.
– Как хотите, а это голос графини де Тюржи!
– В последний раз: вы дадите мне ладанку?
– Я вам
– Вы мне надоели с вашей Тюржи! Любите ее на здоровье, мне-то что!
Делая вид, что сердится, незнакомка отодвинулась от Бернара. Атлас, который натягивала ее грудь, то поднимался, то опускался.
Несколько минут она молчала, затем, резким движением повернувшись к нему, насмешливо проговорила:
–
Ударом кулака она опрокинула две свечи, горевшие на столе, и половину бутылок и блюд. В комнате сразу стало темно. В то же мгновение она сорвала с себя маску. В полной темноте Мержи почувствовал, как чьи-то жаркие уста ищут его губ и кто-то душит его в объятиях.
ГЛАВА XV
В ТЕМНОТЕ
На ближайшей церкви пробило четыре часа.
– Боже! Четыре часа! Я едва успею вернуться домой, пока не рассвело.
– Бессердечная! Вы меня покидаете?
– Так надо. Мы скоро увидимся.
– Увидимся! Дорогая графиня! Ведь я же вас не видел!
– Ах, какой вы еще ребенок! Бросьте свою графиню. Я донья Мария. При свете вы удостоверитесь, что я не та, за кого вы меня принимаете.
– Где дверь? Я сейчас позову…
– Никого не надо звать. Пустите меня, Бернардо. Я знаю эту комнату, я сейчас найду огниво.
– Осторожней! Не наступите на битое стекло. Вы вчера устроили разгром.
– Пустите!
– Нашли?
– Ах, это мой корсет! Матерь божья! Что же мне делать? Я все шнурки перерезала вашим кинжалом.
– Надо попросить у старухи.
– Лежите, я сама.
Дверь отворилась и тут же захлопнулась. За дверью тотчас послышался веселый смех. Мержи понял, что добыча от него ускользнула. Он попробовал пуститься в погоню, но в темноте натыкался на кресла, запутывался то в платьях, то в занавесках и так и не нашел двери. Внезапно дверь отворилась, и кто-то вошел с потайным фонарем в руке. Мержи, недолго думая, сдавил вошедшую женщину в объятиях.
– Что? Попались? Теперь я вас не выпущу! – воскликнул он и нежно поцеловал ее.
– Оставьте, господин де Мержи! – сказал кто-то грубым голосом. – Вы меня задушите.
Мержи узнал по голосу старуху.
– Чтоб вас черт подрал! – крикнул он, молча оделся, забрал свое оружие, плащ и вышел из дому с таким чувством, точно он пил отменную малагу, а затем по недосмотру слуги влил в себя стакан противоцинготной настойки из той бутылки, которую когда-то давно поставили в погреб и забыли.
Дома Бернар не откровенничал со своим братом. Он только сказал, что это была, насколько он мог судить в темноте, дивной красоты испанка, но своими подозрениями относительно того, кто она такая, поделиться не захотел.
ГЛАВА XVI
ПРИЗНАНИЕ
Амфитрион
Алкмена, я молю, послушайтесь рассудка –
Поговорим без лишних слов.
Два дня он не получал от мнимой испанки никаких известий. На третий день братья узнали, что г-жа де Тюржи накануне приехала в Париж и сегодня не преминет поехать на поклон к королеве-матери. Они поспешили в Лувр и встретились с ней в галерее – она разговаривала с окружавшими ее дамами. При виде Бернара она нимало не смутилась. Даже легкая краска не покрыла ее, как всегда, бледных щек. Заметив его, она, как старому знакомому, кивнула ему головой, поздоровалась, а затем нагнулась к его уху и зашептала:
– Надеюсь, теперь ваше гугенотское упрямство сломлено? Чтобы вас обратить, понадобилось чудо.
– То есть?
– А разве вы не испытали
Бернар недоверчиво усмехнулся.
– Мне придали силы и ловкости воспоминание о прелестной ручке, которая дала мне ладанку, и любовь, которую она во мне пробудила.
Графиня засмеялась и погрозила ему пальцем.
– Вы забываетесь, господин корнет! Разве можно со мной так говорить?
Она сняла перчатку и поправила волосы; Бернар между тем впился глазами в ее руку, а потом заглянул в живые, смотревшие на него почти сердито глаза очаровательной графини. Изумленный вид молодого человека вызвал у нее взрыв хохота.
– Что вы смеетесь?
– А что вы на меня так удивленно смотрите?
– Извините, но последние дни я только и делаю, что даюсь диву.
– Да что вы! Любопытно! Расскажите же нам хоть об одном из удивительных происшествий, которые случаются с вами на каждом шагу.
–
– Какой девиз?
– Он состоит из одного слова:
– Что же это значит?
– Как? Вы не знаете испанского языка? – глядя на нее в упор, спросил Бернар.
Графиня, однако, выдержала испытание – она притворилась, что не постигает скрытого смысла его слов, и молодой человек, глядевший ей прямо в глаза, в конце концов под взглядом той, кому он бросал вызов, принужден был потупить взор.
– В детстве я знала несколько слов по-испански, а теперь, наверно, забыла, – совершенно спокойным тоном отвечала она. – Поэтому, если хотите, чтобы я вас понимала, говорите со мной по-французски. Ну так что же это за девиз?
– Он советует быть молчаливым, сударыня.
– Вот бы нашим молодым придворным взять себе такой девиз, но только с условием, что они станут
