смотрели все собравшиеся.
Там, на пороге, под перекрестным огнем удивленных и негодующих взглядов стояли Маргарет Вудсен и Джеймс. Их появление вызвало настоящий фурор.
И неудивительно – ведь весь прошлый месяц они отсутствовали. С того самого дня, как Джеймс, разыскивая Элизабет, появился у Симонсонов, их никто не видел.
Насколько было известно Элизабет, Натан пару раз делал попытки поговорить с Джеймсом, даже ездил для этого в Лос-Роблес, но каждый раз кто-нибудь из ковбоев перехватывал его по дороге, чтобы решительно отказать от дома по распоряжению хозяина.
Натан не сводил с Джеймса глаз. Элизабет в оцепенении застыла. Еще мгновение взгляд Джеймса рассеянно блуждал по залу, и вдруг глаза их встретились.
Оглядев Натана с головы до ног, Джеймс перевел взгляд на Элизабет. И она прочитала на его лице те же самые чувства, что испытывала сама: усталость и боль. Натан рванулся было к нему, но Элизабет схватила его за руку:
– Не надо!
– Я просто хочу поговорить.
Спиной чувствуя любопытные взгляды толпы, Элизабет едва слышно прошептала:
– Подождем немного. Пусть хотя бы поздороваются со знакомыми. – Натан упрямо потянул ее за собой. – Прошу вас, не надо устраивать сцен!
Он неохотно послушался, кивнул и снова закружил Элизабет в танце.
Напряжение, висевшее в зале, немного спало. Джеймс с обычным своим обаянием раскланивался с друзьями и знакомыми, а все внимание Мэгги, казалось, было приковано к ее собственному бархатному платью.
– Ну да, само собой, оно от Уорта, – донесся до Джеймса ее голос, заглушенный восторженными охами и ахами окруживших ее молоденьких барышень. – Фасон, конечно, весьма оригинальный! Что же делать – не оставаться же без нового платья, к тому же на Рождество!
Слова Мэгги сопровождал восхищенный шепот. Джеймс тем временем, усмехнувшись, протянул руку Генри Раису, своему банкиру. Мэгги сегодня выглядит прелестно, рассеянно отметил про себя Джеймс, и все же ее красота меркнет рядом с Элизабет – восхитительным видением, будто созданным из вишен и взбитых сливок Ее иссиня-черные локоны сверкали в свете люстр во время танца.
Джеймс глаз с нее не сводил. Удивительно, как же она изменилась! И что особенно удручало Джеймса – так это то, что столь чудесное превращение произошло благодаря Натану. Казалось, невзрачная куколка дала жизнь великолепной, яркой бабочке. Кто бы сейчас мог представить ее в Лос-Роблес – копающейся в саду или хлопотливо снующей по дому с грязным бельем?! К тому же его Элизабет никогда бы не стала одеваться, как эта очаровательная незнакомка!
Раньше, будучи его женой, она и танцевать-то не умела. В тот единственный раз, когда еще Джонни был жив, ему стоило неимоверных трудов хотя бы уговорить ее посмотреть на танцы! Сколько было уговоров, сколько просьб, и наконец она просто подчинилась, нисколько не скрывая, что делает ему одолжение. А сейчас, глядя, как Элизабет вальсирует в объятиях Ната, можно было подумать, что она танцует всю жизнь!
В этот год в декабре было холоднее, чем всегда: постоянно моросил холодный дождь, и на землю опускался мерзкий туман. Нынешний день не был исключением. Стоял такой холод, что изо рта у Джеймса, выглянувшего на крыльцо, вырвалось облачко белого пара. Он медленно побрел к качелям, довольный, что из бального зала их не видно. К тому же дом загораживали громады старых дубов, в клубах пара похожих на гигантские привидения. Усевшись на качели, Джеймс вдруг вспомнил, что почти год назад на этом же самом месте увидел на качелях жену, а рядом с ней – своего лучшего друга.
Казалось, Натан услышал его мысли – не прошло и нескольких минут, как его рослая фигура вынырнула из тумана.
– Джим, ты? – Я.
Звук шагов на мгновение смолк. Потом Натан неторопливо двинулся к Кэгану. Подойдя ближе, он заглянул Джеймсу в глаза, и тому опять показалось, что друг читает его мысли.
– Да, много времени прошло, – кивнул он. Сердце Джеймса внезапно сжалось.
«Двадцать лет, – с тоской подумал он, – двадцать лет он был мне другом». Но теперь Ната было не узнать – перед Джеймсом стоял настоящий джентльмен, элегантный, впрочем, как и положено мужчине, который стремится понравиться любимой женщине.
– Ты был единственным, кому я верил, – одними губами произнес Джеймс, – единственным, будь я проклят, кому я верил в этом Богом проклятом мире!
Брови Натана сошлись к переносице. Судя по всему, он не понял.
– Джим...
И тут, совершенно неожиданно для себя, Джеймс потерял голову. У него и в мыслях не было драться с Натаном, и вдруг какая-то пелена застлала ему глаза, а в следующую минуту он уже стоял над распростертым на земле телом друга, растерянно потирая костяшки пальцев.
– Проклятие! Джим!
Натан молниеносно вскочил на ноги и, неуловимым движением перебросив Джеймса через себя, навалился сверху. С проклятиями они покатились по земле, разбрызгивая жидкую грязь и молотя друг друга кулаками, пока наконец Джеймсу не удалось прижать Натана к земле.
– Поклянись, что не трогал ее! – прохрипел он прямо в лицо сопернику. – Поклянись, что между вами ничего не было! Что когда я приходил домой и вы сидели вдвоем, смеялись и болтали, ты ее не соблазнял! Клянись, я сказал!
– Я и пальцем ее не касался! – со злостью прорычал Натан. – И ты прекрасно это знаешь! Будь ты проклят, Джеймс, и как только у тебя язык поворачивается?!
