Зрелище и впрямь было впечатляющее. Все вещи разбросаны по комнате, словно тут пронесся ураган Пол усеян битым стеклом. Незастеленная постель, на которой сиротливым комочком валялась ночная рубашка Элизабет. И тут при виде ее память Джеймса вмиг прояснилась. Словно во сне он пересек комнату и взял в руки мягкую ткань. Из тумана, клубившегося перед его глазами, вдруг выплыло лицо Элизабет: дрожащее, залитое слезами, с прижатой ко рту ладонью.

«Как меня угораздило связаться с такой ледышкой?!» – прозвучало у него в голове.

Джеймс со стоном зарылся лицом в мягкую ткань.

– Нет, – прохрипел он. – Элизабет, нет! О Господи! – Уронив рубашку, Джеймс бросился к двери и позвал жену. Никакого ответа. – О Боже! – вновь простонал он. – Элизабет!

Еще раз сверху донизу обыскав весь дом, Джеймс замер, и страшная истина дошла наконец до его сознания.

– Она ушла. – Он замотал головой. – Ушла. Надо ее найти и привезти назад.

Джеймс ринулся во двор. Добежал до конюшни весь в поту, шепотом проклиная себя за то, что имел глупость напиться как последняя свинья.

– Стен! Стен!

Из-за ближайшего стойла появилась голова Стена. Он неторопливо направился к Джеймсу.

– Где моя жена? Ты ее видел сегодня?

– Да, конечно, Джим, – неуверенно ответил Стен, покосившись на разъяренного хозяина. – Она попросила Денни запрячь лошадь в коляску и уехала...

– Куда? Куда, черт возьми, она поехала?!

– Так я же говорю – в город!

– Одна?! – взревел Джеймс, с силой тряхнув Стена так, что у того клацнули зубы. – И вы, идиоты, позволили ей поехать?!

– Прости, Джим, но...

– У меня нет времени слушать твои жалкие извинения! – заорал он, отшвырнув ковбоя в сторону так, что тот с размаху ткнулся лицом в тюк соломы. – Оседлай мне Эндрю! И живо, дьявол тебя забери!

Джеймс как раз готовился прыгнуть в седло, когда возле конюшни вдруг появилась Мэгги в элегантной амазонке.

– О, Джим, вот ты где! А я-то тебя ищу! Стучала в дверь, но никто не откликнулся, даже твоя крошка.

Не удостоив ее взглядом, он затянул подпругу.

– У меня нет времени болтать с тобой, Мэгги. К тому же мы всласть наговорились еще вчера.

– Поэтому я и приехала. – Она придвинулась ближе, но Джеймс так и не посмотрел на нее. – Джим, я хочу извиниться. Неужели у тебя не найдется пары минут выслушать меня?

– Нет.

– Понятно. Сердишься, что я осмелилась нападать на твою собственность да еще явилась сюда! Конечно, бесстыжая любовница предстанет перед глазами твоей невинной женушки! Ну прости! Мне казалось, после вчерашнего ты будешь рад меня видеть. Видно, я ошибалась.

– Ты мне не любовница, – оборвал он, – и можешь делать все, что взбредет тебе в голову! Мэгги, у меня нет времени!

Хлыст для верховой езды со свистом взвился в воздух.

– Ну что ж, пусть так. Прощайте, мистер Кэган! Надеюсь, вы и ваша очаровательная глупышка будете счастливы!

– Не глупи, Мэгги! Я заеду к тебе потом и все объясню. – Он протиснулся мимо нее, ведя за собой коня.

– Только попробуй! Я всажу тебе пулю в лоб прямо на пороге!

Пропустив ее слова мимо ушей, Джеймс обернулся к Стену:

– Если я не вернусь через три часа, скажи Заху – пусть соберет всех и пусть они обыщут каждый клочок земли! Понял?! И не возвращаются, пока не найдут мою жену. Мне плевать, сколько времени это займет. Ступай, Стен.

– Но, Джим...

– Вот и хорошо. – Джеймс сунул ногу в стремя.

– ...миссис Кэган как раз направляется к дому. Джеймс вздрогнул и оглянулся. Вдалеке по пыльной дороге быстро катилась коляска.

– Ой-ой-ой! – фыркнула за спиной Мэгги. – Похоже, наша крошка вовсе не такая уж домоседка, как ты говорил, Джеймс! В такой час вернуться домой! Бедняжка, должно быть, ночь показалась ей чертовски долгой!

Джеймс даже не потрудился ответить. Взгляд его ни на секунду не отрывался от закутанной в черное фигурки жены, сгорбившейся в коляске. Он лихорадочно копался в памяти, стараясь припомнить, что он имел глупость сказать ей нынче ночью и что придумал в свое оправдание. Но стоило коляске свернуть к дому, как все мигом вылетело у него из головы.

Элизабет с любопытством оглядела всех троих, стоявших возле конюшни. Но стоило ей рассмотреть Мэгги, как мертвенная бледность разлилась по ее лицу, а руки судорожно стиснули поводья.