он потянул ее еще выше. Жизель поняла, что сейчас последует, и уже собралась отвергнуть такую интимную ласку, но его губы коснулись ее разгоряченной кожи раньше, чем она смогла что-либо предпринять.

Одного поцелуя хватило, чтобы она вся раскрылась ему. Жизель потеряла ощущение пространства, не понимала, где находится и что делает. Реальным оставалось только одно – наслаждение, которое пульсировало во всем теле. Когда она достигла максимума, выкрикнув его имя, Найджел сдвинул ее вниз, и они соединились. Дрожащая, охваченная желанием, Жизель двигалась на нем с удвоенной силой и наконец рухнула к нему в объятия. Найджел прижал ее к себе, крепко стиснув. Она стонала, она звала его, пока он выплескивался в нее, наполняя теплом. Потом он ослабил объятия, не отпуская ее от себя. Дыхание стало ровнее. Он легонько, почти сонно чмокнул ее.

Прошло довольно много времени, прежде чем Жизель смогла что-то сказать. Еще больше потребовалось времени, чтобы посмотреть на него без стыда. Она вела себя похотливо. Многие могли бы сказать, что она вела себя хуже какой-нибудь потаскухи. Жизель подумала, что Найджел, когда остынет, тоже засомневается в ее нравственности.

Повернувшись на бок, она коснулась шрама, чтобы убедиться, что их занятия любовью не принесли ему вреда. Потом посмотрела на него и тихо засмеялась. Все ее страхи улетучились. У него были закрыты глаза, черты лица разгладились в полудреме, в уголках губ застыла улыбка. Найджел Мюррей выглядел так, как выглядит полностью удовлетворенный мужчина.

– Найджел? – Она лениво провела рукой по его широкой гладкой груди.

– Что, моя прелесть? – Он чуть крепче прижал ее к себе, поцеловав в лоб.

– У меня стойкое ощущение, что впереди нас с тобой ждет кара.

– О да, мы ведь жуткие бесстыдники.

– А я не жалею. – Она пристально посмотрела на него. – И не сомневаюсь, эта кара не будет так велика по сравнению с тем, что потребуется сделать, чтобы смыть кровь с моих рук.

Найджел приоткрыл один глаз и глянул на нее:

– Ты жутко испорчена, если так думаешь, Жизель.

Она хмыкнула.

– Благодарю вас, сэр.

Жизель не удивилась тому, что Найджел так легко разгадал женскую хитрость, чтобы заставить его сказать про ее невиновность и тем самым развеять ее беспокойство. Удивительно, но она с каждым днем все меньше переживала по этому поводу. Она перестала считать это жестокой обидой. Она стала считать это просто небольшим недоразумением. Жизель решила, что не стоит злиться на то, что он считает ее убийцей, тем более что он не осуждал и ни в чем не обвинял ее. И еще она удивлялась вот чему. Хотя и не совершив преступления, она продолжала мысленно наслаждаться, вспоминая об убийстве мужа. Церковь назвала бы такие мысли греховными.

Она нахмурилась, потому что сообразила, что, даже если Дево признают ее невиновной, этого все равно будет недостаточно, чтобы очистить ее имя. Охоту за ней прекратят, но вот прекратятся ли разговоры? Вряд ли. И от этого ей стало немного грустно. Радовало вновь стать свободной, вновь не озираться по сторонам каждую минуту, но жизнь никогда не станет такой, какой была прежде. Она приняла как данность, что все, через что ей придется пройти, чтобы уцелеть, может разрушить ее репутацию и поставить под сомнение ее целомудрие, и сейчас в глубине души понимала, что будет все так же страдать от обвинения в убийстве. Пути назад, к той блаженной невежественной девочке, какой она была до замужества, не было.

– Меня мало волнует, что об этом подумает церковь, – протянул Найджел, отрывая ее от грустных мыслей, и снова закрыл глаза.

– Как можно говорить такое? – Она слегка шлепнула его по груди. – Тебя не волнует твоя душа? Собираешься отправиться в ад?

– Нет, просто мне кажется, что Господу совсем не угодно забивать адские подземелья молодыми греховодницами, когда существует множество больших грешников, настоящих дьяволов во плоти, которым туда самая прямая дорога. Но чтобы тебя успокоить, как только мы окажемся в Шотландии, можешь отправиться в какой-нибудь храм, чтобы преклонить свои изящные колена перед алтарем и попросить отпущения грехов.

– Найджел! Такие дерзости могут дорого тебе обойтись. Ты не боишься остаться без отпущения грехов? – Она попыталась изобразить ужас таким пренебрежением к благочестию, хотя внутренне соглашалась с ним.

– Нет. Я делаю все, чтобы следовать его заповедям. Славлю его, почитаю и стараюсь поступать, как требует он, насколько мне позволяет моя бренная плоть. Я так понимаю, что большего ни один человек сделать не может.

– Думаю, что ты прав, хотя священники могут и не согласиться с тобой.

– Могут, но я им мало верю. Я встречал так много священников, которые были такими же слабыми, как любой другой человек, а некоторые так должны были бы гореть в аду вместе с теми, кого они туда отправляли.

– Но ты, должно быть, встречал и хороших?

– Встречал, но редко. Не хмурься так, любимая. – Он поцеловал морщинку между бровей. – Ничего не могу с собой поделать, но я очень осторожен с людьми, у которых столько же власти, сколько у священников. Иногда ее больше, чем у королей. Не спорю, среди них есть прекрасные люди, которые и в самом деле услышали глас Божий, хотят творить добро и спасать души. Но полно и таких, которые используют свое положение, чтобы нахапать побольше, не отказывают себе в земных радостях, борются за власть.

Она кивнула, соглашаясь:

– Я слышала о таких. Слишком много людей идут в монастыри и братства, только потому, что они – младшие сыновья и у них нет других средств к существованию.

– Они могли бы пойти в наемники, добиваться славы и благополучия, честно служа своему сеньору или