раненых солдат, от чужой боли, но мужественно выносила запах гниющих ран. Война закалила ее, в Виксберге она приобрела бесценный опыт. Кендалл стала прекрасной помощницей врачам, не бледнела от вида окровавленных бинтов и червивых ран, ни разу не упала в обморок во время ампутации. Одно это делало ее незаменимой.
Работа полностью изматывала ее, но окружающие поддерживали ее дух. Иногда она встречала знакомые лица — тех, с кем вместе выросла в Чарлстоне. Она писала по их просьбе письма домой и сама мысленно переносилась в свою прошлую жизнь, которая, казалось, никогда не вернется. Пожилые раненые вспоминали о ее отце; сверстники — о многочисленных барбекю, охотах и балах… Кендалл вспоминала, что когда-то и она была молодой.
В конце марта Варина Дэвис передала ей письмо от Брента. Он написал его в конце февраля, под впечатлением изгнания янки из Флориды после битвы под Оласти, в которой ему выпала честь участвовать. Брент писал, что они со Стерлингом собираются навестить свою сестру по дороге в Ричмонд, а потом заехать к жене и сыну Стерлинга, который не видел свою семью с начала зимы шестьдесят первого года. В конце апреля Стерлинг должен вернуться в свой полк к Джебу Стюарту, а Брент — на свое судно. Когда Брент писал письмо, «Дженни-Лин» находилась в Англии, и Макферсон должен был привести корабль назад в апреле или мае.
Письмо не отличалось красноречием — Брент сухо и лаконично излагал факты, — да и написано оно было на обратной стороне какого-то старого приказа. Но заканчивалось словами: «Любящий тебя Брент». И это согрело душу Кендалл и вдохнуло в нее новые силы.
Было, однако, в этом письме нечто такое, что не давало ей покоя. Что именно, она сумела понять только несколько недель спустя, когда обнаружила в госпитале еще одно знакомое лицо.
Как-то раз, склонившись над мечущимся в лихорадке солдатом, чтобы смочить холодной водой его губы, Кендалл почувствовала, что кто-то дернул ее за подол юбки. Откинув со лба прядь волос, она обернулась и увидела человека, лицо которого было до странности знакомо ей, но до самых скул заросло давно не стриженной, клочковатой бородой. Приглядевшись к излучавшим восторг ореховым глазам, Кендалл узнала в раненом мужа своей сестры.
— Джин! Джин Макинтош! Господи, как это глупо! Ты лежишь в госпитале и…
— …И иду на поправку, Кендалл. На прошлой неделе я был в разведке и получил пулю в плечо, только и всего. Пулю вытащили, рука осталась цела. Доктор обещал через пару дней выписать меня. Кендалл, мы столько лет беспокоились за тебя. Лолли пишет, что всегда молит Бога о том, чтобы у тебя все было хорошо. — Кендалл опустила глаза и прикусила губу.
— О, Джин, я не писала маме и Лолли только потому, что до сих пор боюсь какой-нибудь подлости от отчима.
— Кендалл, — Джин удивленно посмотрел на нее, — твой отчим умер.
— Он погиб на войне? — с не меньшим удивлением спросила Кендалл.
— Нет, — усмехнулся Джин. — Джордж объелся до смерти, пытаясь сожрать всю свою говядину, пока ее не реквизировали для армейских нужд.
Понимая, что грех радоваться смерти человека. Кендалл не смогла сдержать удовлетворенной улыбки — все же на свете существует еще справедливость.
— Как Лолли и мама? Ты их видел?
— Видел, когда был в отпуске перёд Рождеством. Ты даже не знаешь, что теперь ты тетя, правда, Кендалл? У нас с Лолли прошлым летом родилась дочка. Красивая, как картинка. Глаза — синие, как небо, а волосы — ну просто золотые, как солнышко!..
— Какое чудо, Джин! Я так рада! Ну как они — Лолли, мама и малышка?
— У них все хорошо, Кендалл, правда, я иногда волнуюсь за них — вдруг янки захватят Южную Каролину! Говорят, они держат на нас зуб, считают, что это из-за нас началась война.
— О, Боже мой…
— Да не переживай так, Кендалл. Эх, не надо было мне этого говорить! У нас лучшие в мире солдаты и толковые генералы. Янки никогда не возьмут Чарлстон.
Еще как возьмут, подумала Кендалл, но промолчала, не желая расстраивать раненого.
— Кендалл, почему бы тебе не съездить домой и навестить своих?
От этого простого вопроса ей вдруг стало ясно, что мучила ее на протяжении нескольких недель и обеспокоило в письме Брента — упоминание о семье. Любовь к Кендалл не уменьшила привязанность Брента к брату и сестре, а она не видела свою мать с того дня, когда в Чарлстоне узнали об отделении Южной Каролины.
— Джин, я обязательно поеду к ним, не откладывая. Я сейчас вернусь. — Она поцеловала зятя в лоб и направилась было к главному хирургу; чтобы отпроситься на несколько дней, но обернулась к Джину: — Ты на самом деле хорошо себя чувствуешь?
— Можешь не сомневаться, — широко улыбнулся раненый.
Весть о смерти Джина Лолли получила в день приезда Кендалл в Чарлстон.
Сестры целых два часа восторженно обсуждали свою встречу, когда в дверь постучали, и какой-то солдат передал Лолли письмо командира части, в которой служил Джин. Рядовой Джин Макинтош умер в госпитале от заражения крови после операции.
Что наша жизнь? Как радовалась Кендалл, приехав в Чарлстон! Лолли за годы войны возмужала, ее брак оказался на редкость счастливым. Но в тот роковой день вместе с Джином умерла часть ее души. Кендалл благодарила Бога, что своим присутствием могла поддержать сестру в эти первые, самые тяжелые дни горя, помочь ей перенести боль утраты.
Направляясь в Чарлстон, Кендалл мечтала провести с сестрой несколько радостных дней, поболтать, вспомнить прошлое, позабавиться проделками маленькой племянницы.
Вместо этого она заботилась о поминках и стояла рядом с рыдающей сестрой, обнимая ее за плечи, когда тело Джина с воинскими почестями опустили в могилу на семейном кладбище.
Да и с матерью было неладно — она лежала, прикованная к постели сильной простудой.
Но, несмотря на все горести, Кендалл испытывала и счастье — после стольких дней разлуки с матерью могла, наконец, обнять и поцеловать ее, хотя та и ругала Кендалл, боясь, что дочь заразится и заболеет сама.
— Пусть я даже слягу на месяц, — сказала Кендалл. — Это такая малость по сравнению с тем, что я снова вижу тебя и могу поцеловать.
Мать плакала, обнимая Кендалл, — она так давно не видела свою старшую дочь.
— Мама просто пугает меня, — призналась Лолли, тщетно пытаясь унять слезы. Она кормила дочку, которой не суждено было увидеть своего отца. — Она стала так часто болеть. У нее совсем нет сил, а я чувствую, что и сама скоро свалюсь. Я не могу справиться с двумя плантациями. Послушай, Кендалл, может быть, ты останешься? Ведь Крестхейвен принадлежит тебе.
— Нет, Лолли, — грустно ответила Кендалл. — Я должна вернуться в Ричмонд. Но я найду сиделку для мамы и найму хороших людей, которые помогут тебе управиться с хозяйством.
— Кого ты найдешь? — с горечью спросила Лолли. — Все хорошие люди в армии.
— Некоторые уже вернулись домой, — возразила старшая сестра.
В течение следующей недели Кендалл нашла пожилую освобожденную негритянку, прекрасно поладившую с матерью, и наняла для управления плантациями двух достойных людей, которым вполне можно было доверять. Лолли скептически поморщилась, когда увидела, что Кендалл наняла одноногих инвалидов, отпущенных из армии, но потом пожала плечами и махнула рукой. Но Кендалл прекрасно понимала, что сестра еще не скоро оправится от своего горя.
Несмотря на все хлопоты, Кендалл перед отъездом откровенно поговорила с сестрой.
— Лолли, от Чарлстона не останется камня на камне, если…
— Если янки выиграют войну? — сухо добавила Лолли.
— Да, — тихо ответила Кендалл.
— И что ты предлагаешь? — без всякого выражения спросила Лолли.
— Пока не знаю, но мне кажется, что есть место, где не будет никаких потрясений. Скоро все будет ясно, и я дам тебе знать. — Кендалл отшатнулась, заметив .кривую усмешку сестры.
— Мы не видели тебя, Кендалл, с самого начала войны, и когда ты говоришь скоро…
— Это нечестно, Лолли. Я не могла приехать в Чарлстон, и ты знаешь почему.
— Но ты могла написать мне. Кендалл, ты до сих пор злишься на меня за то, что тебя продали Джону Муру вместо меня?
— Нет! — воскликнула Кендалл, потрясенная до глубины души. — Лолли, я никогда не держала на тебя зла за это. Я была старше и сильнее. Отчим надеялся получить за меня лучшую цену.
Лолли рассмеялась, и ее светлая красота на мгновение прорвала черную завесу траура, омрачавшую ее лицо в эти трагические дни.
— Кендалл, я и сейчас не очень-то сильная. Совсем измотана и не смогла бы пережить даже малую толику трагедии, которую пережила ты, — брак с Джоном, лагерь военнопленных, побег через всю страну. Знаешь, мне до смерти хочется познакомиться с твоим капитаном Макклейном. Всю войну только о вас и говорят везде!
— Мы не сможем быть с ним вдвоем, если я сейчас не вернусь в Ричмонд, — пробормотала Кендалл.
При расставании мать горько плакала, не желая отпускать Кендалл и утешаясь лишь надеждой, что старшая дочь позаботится о них с Лолли, когда придется отступать и выехать из города. Мать была еще очень слаба, провожала Кендалл одна Лолли.
На прощание сестры крепко обнялись — война связала их неразрывными узами. Потом Кендалл поцеловала малышку и постаралась придать своему голосу бодрость, когда прощалась с ней.
— Кендалл, — вдруг тихо и очень серьезно произнесла Лолли.
— Что?
— Какая же это ирония судьбы — Джин умер, а Джон остался жив!..
— Да, это ирония судьбы, Лолли… До скорой встречи, — добавила Кендалл и пошла по
