– Мы устали от кочевой жизни, сеньор Эшленд, и будем работать у вас – какое-то время. Стоимость припасов должна быть удержана из нашей платы.

– Как пожелаете, – с уважением ответил Дэвид. – Насколько я понимаю, вы принимаете решение за остальных?

Де ла Пенья с достоинством выпрямился:

– Да, сеньор. Я здесь главный.

– Понимаю. Значит, вы будете моим надсмотрщиком.

– У себя на ранчо я имел трех надсмотрщиков, сеньор. Дэвид вздохнул:

– Времена изменились, де ла Пенья. Приходите к нам домой сегодня после ленча, и мы обсудим наше дело. – Дэвид огляделся вокруг. – Вы можете строить жилье где захотите, кроме той поляны наверху.

– Ах да, сеньор, – глубокомысленно ответил де ла Пенья. – Когда мы приехали на это место, я сказал своей жене, донье Элене, что там когда-нибудь будет построена асиенда. Я прав, сеньор?

Дэвид улыбнулся:

– Да. Думаю, мы с вами прекрасно поладим, сеньор де ла Пенья.

– Я так рада за Дэвида, – сказала Эмили мужу той ночью в их спальне. – Дон Лоренцо де ла Пенья может запугать кого угодно, но Дэвид прекрасно с ним справился. Ты бы видел, как сияли глаза Марии, когда она смотрела на твоего племянника.

Эдгар усмехнулся:

– А наша малютка Мария, кажется, положила глаз на Дэвида.

– С твоей стороны так мило позволить нам отвезти им припасы, Эдгар. Мы разговаривали с женщинами, то есть говорила больше Мария, – и просто не поверишь, какие лишения и жестокое обращение пришлось пережить этим людям. Они пришли в восторг от самых простых вещей, привезенных нами.

Эдгар медленно раздевал жену, его рука скользнула вниз по гладкой ткани ее сорочки и погладила живот.

– Ты располнела от моего семени, женщина. – Он рассмеялся, увидев, как Эмили покраснела. – Ты никогда не избавишься от своей застенчивости, дорогая? Нет, и не надо. Видела бы ты свое лицо, такое оживленное и нетерпеливое. Сердце мое радуется, когда я вижу тебя такой счастливой.

Она обвила руками его шею.

– Ох, Эдгар, я и правда счастлива, правда! – выдохнула она. – Если бы только… – Она посмотрела на него снизу.

Ей хотелось сказать; «Если бы только ты любил меня так же, как я люблю тебя». Но слова застыли на губах.

– Да? Что ты хочешь сказать, дорогая? Эмили вдруг отскочила от него. Эдгар нахмурился.

– Любимая, что такое? Ты себя плохо чувствуешь? Эмили стояла неподвижно, широко открыв глаза и рот, и держалась рукой за живот.

– Он шевельнулся, Эдгар! Мой малыш шевельнулся внутри! Вот! Потрогай!

Эдгар положил ладонь на небольшой холмик ее живота. Его глаза светились от счастья.

– Да, я чувствую, словно крохотная птичка бьется под моей рукой.

По щеке Эмили скатилась слеза.

– Мой ребенок жив и здоров.

– Конечно, любимая. Как может быть иначе?

– Но я так боялась, что он мертв… Эдгар прижал ее к себе:

– Дорогая, не надо так говорить!

Эмили умоляюще смотрела на него с напряженным лицом.

– Эдгар, если я умру, позаботься о моем ребенке. Он нахмурился и обхватил ее лицо ладонями.

– Черт возьми, Эмили, ты не умрешь! Ты будешь жить и заботиться о нашем ребенке. Понимаешь?

Глубоко внутри ее снова началось движение, похожее на дрожь.

– Мой ребенок жив, – радостно воскликнула Эмили. – Как приятно чувствовать, что он шевелится внутри меня!

Эдгар рассмеялся. Тронув пальцем кончик ее носа, он ласково спросил:

– Ты уже начала готовиться к появлению младенца? Эмили обернулась, надевая бледно-голубую батистовую сорочку.

– О да, мы с Холли уже несколько недель заняты шитьем, а старый Ибен уже мастерит колыбельку. – Она завязала пояс голубого халата и протянула Эдгару руку. – Пойдем посмотрим комнату, которую мы готовим для детской. Я хотела сделать тебе сюрприз.

– Мне бы очень хотелось увидеть эту комнату, дорогая.

Они вместе прошли по коридору в бывшую комнату для гостей. Эдгар зажег фонарь и оглядел детскую с веселенькими обоями и занавесками.

– Вот это да, вы с Холли славно потрудились, – с восхищением заметил Эдгар и, открыв верхний ящик