В Королевстве тоже портилась погода. На горизонте наметилась туча, пока небольшая, но очень скверного вида. Солнце медленно тонуло в дымке. Порывами налетал ветер, и по пустынному кабинету Оберона ходили сквозняки.

Мы сидели на подоконнике. Частые переходы из мира в мир действовали на меня не очень-то хорошо — голова кружилась, будто я полтора часа каталась на качелях. На стене по-прежнему копошились бойцы и строители, и столб пыли от уходящего каравана ещё не улёгся на горизонте.

— Почему некромантов никто не любит? — в третий раз жалостливо вопросил Максимилиан.

— Выходит, нам нужна эта Швея?

— Разумеется! «…обладает свойством соединять разорванные связи, помогает в поиске пропавшего и спрятанного, лечит от беспамятства…»

— Ты думаешь, Оберон планировал своё исчезновение и специально положил закладку на нужной странице?

— «Меч, подшивающий изнанку, соединяющий её с реальностью там, где прохудилась основа», — напомнил мне Максимилиан. Память у него была отличная — ему бы в институт поступить, учился бы играючи.

— Как-то это подозрительно… — опять начала я.

— У тебя есть лучший план?!

— Нету.

— Значит, надо добывать Швею. Как, мне интересно, можно обращаться к «великому воину, давно оставившему мир», не прибегая при этом к некромантии?!

Я перебирала в памяти всё, чему учили меня Оберон и Гарольд: лечить раны, видеть в темноте, летать, сражаться. Чувствовать опасность. Поиску волшебных мечей меня никто не учил, да и не нужен мне меч: зачем, если есть посох?

И ещё один маленький червячок потихоньку грыз меня изнутри: Швея давалась в руки только магу, никогда не совершившему предательства. Что, если мы найдём «великого воина», я обращусь к нему со своей просьбой, а он возьми да ответь: нет уж, Лена Лапина! Помнишь, как ты предала Оберона, когда согласилась помочь Александру оставить Королевство, сбежать из-под власти Оберона и получить свою корону?!

Король вроде бы признал, что это было не предательство, а ошибка. Но король всегда хорошо ко мне относился. А «великий воин», может статься, не будет таким великодушным.

Максимилиан между тем расхаживал по кабинету, то и дело спотыкаясь о ножку скамейки, не замечая этого, ероша двумя руками белые волосы, бормоча себе под нос:

— Великий воин, давно покинувший этот мир… Великий воин… Надо… придётся, горгона меня раздери…

— Макс, — начала я осторожно. — Можем мы обойтись…

— Не можем! — Его белые щёки лихорадочно горели, давненько я не видела его таким взбудораженным. — Сейчас же, сию минуту. Идёт гроза… Это хорошо… В грозу будет легче… Только, это самое: надо зайти на кухню. Прямо сейчас.

Кухня работала, как единый очаг, все огни горели, все котлы кипели, повара едва справлялись. Среди дыма и чада меня поразило безлюдье: не хватало поварят, которые вечно бегали здесь, сбиваясь с ног, чихая от перца, плача от лука и украдкой воруя сметану. Не хватало матери Гарольда, которая была на кухне чем-то вроде доброй феи; все они уехали, и пыль на дороге осела. Тем временем в войсках продолжался обед: голодный воин ни на что не годен, особенно если ждёт его, вероятно, близкая смерть. Чтобы накормить большое воинство, в замке опустошили все закрома; послезавтра, когда войско Саранчи встанет под стенами, пообедать доведётся не всем.

Многие просто не доживут до обеда.

Я пыталась прогнать эту мысль, но она всё лезла ко мне и лезла. Чувство обречённости — как заразная болезнь, она убивает раньше и вернее, чем стрела или меч.

Интендант принца-деспота удалился, сопровождая тележку с двумя котлами и горой свежевыпеченного хлеба на широком блюде. Грудь интенданта украшала гирлянда из сотен деревянных ложек, нанизанных на стальную цепь. Ложки звенели при каждом его шаге, и сам он выглядел важным, будто генерал. Разве этот человек чувствует себя обречённым?

Мысли мои переметнулись к принцу-деспоту. Он привёл в подмогу Гарольду огромное войско — между тем, у него не было никаких причин, чтобы Гарольда любить. Никогда в жизни принц-деспот не делал ничего ради других — только ради себя, любимого. Значит ли это, что защита замка выгодна ему? Что он верит в победу?

Мы перекусили наскоро походной кашей. Мне, собственно, есть не хотелось, я вкладывала в рот тёплое, довольно вкусное варево, а мысли мои прыгали, как клопы на барабане.

Допустим, принц-деспот верит в победу. Допустим, он хочет вместе с Гарольдом одолеть Саранчу, а потом украдкой убить королевского мага. А может быть, убивать и не придётся — Гарольд, конечно же, будет в первых рядах сражения и может погибнуть. Тогда принц-деспот получает замок, город и власть над Королевством.

Я вспомнила дороги из виселиц, которыми принц-деспот украшал свои прежние владения. Жуткий человек, тиран, убийца, который не остановится ни перед чем, который погубит Гарольда… Но ведь тогда выходит, что Максимилиан не прав, Саранча будет остановлена у стен города, тонкий мир не разрушится, Королевство не «схлопнется», как пузырь, а будет по-прежнему существовать — пусть даже под принцем- деспотом!

Голова шла кругом от таких мыслей. Максимилиан тем временем куда-то удалился; я ковыряла ложкой в остывающей каше, когда он вернулся, бледный, с огромной бутылью, наспех обёрнутой лоскутком.

— Что это?

— Пошли скорее… Гарольд отдал приказ всё спиртное запереть в погребах… За нарушение — карцер… Много он понимает, твой Гарольд, в тактике боевых действий.

— Это что — водка?!

— Это наливка… Ленка, на трезвую голову я к мертвякам не пойду, и не проси. А нам надо меч добывать. Да шевелись ты, сейчас старший повар обнаружит, что погреб вскрыт… Бегом, бегом!

Мне ничего не оставалось делать, как подхватить свой посох и рысцой догнать Максимилиана — ноги у него были длиннее моих, и двигался он стремительно, как летучая мышь. Закоулками, которых и я-то не знала, он выбрался через боковую дверь из замка; во дворе по-прежнему царили пыль и суета. Солдаты принца-деспота обедали в строгом порядке, сидя за длинными столами из свежих досок (когда только успели сколотить?). Ополченцы, сильно подвыпившие, развалились прямо на жухлой траве, держа миски на коленях. Кто-то дрался, кого-то разнимали, кто-то, не обращая внимания на гвалт, спал прямо тут же, на голой земле, и над разинутым ртом его кружились мухи. Я отвернулась.

— Вояки, — сказал Максимилиан с непонятным выражением.

Я обиделась:

— Люди собираются умереть за своё Королевство послезавтра на рассвете! А что они не солдаты, а лавочники, — так ведь не разбежались, не спрятались, пришли сражаться!

Не отвечая, Максимилиан ускорил шаг. Нас провожали взглядами, но никто не окликнул. Мы вышли за ворота, миновали несколько пустых, разграбленных улиц и свернули к лесу.

Быстро темнело. Гроза, по-видимому, собиралась хорошая, как в кино; в Королевстве вообще очень зрелищная погода: если уж солнце, так хочется всё время улыбаться. Если ветер, так крыши срывает, а если гроза…

— Очень кстати, — пробормотал Максимилиан.

В отдалении заворчал гром. Деревья, сцепившие ветки над нашими головами, затрясли сухими шишками, как кастаньетами. В полутьме между их стволами тускло светились грибы с большими, наивными