самым, как он относится к пушкам. В этот момент зеркало снова прояснилось, и оба увидели тот же золотой пляж, лодку под белым парусом и капитана с золотым шитьем на мундире, который церемонно подавал руку принцессе Оливии, поднимающейся по трапу. Море понемногу успокаивалось.

– Ага! – воскликнул Арман, озаренный внезапной мыслью.

В голосе его звучало облегчение, как у человека, только что принявшего лекарство от головной боли. Юта удивленно оглянулась.

– Это где же у нашей красавицы летняя резиденция? – поинтересовался Арман.

– На острове Мыши, – ответила Юта, не понимая, к чему он клонит.

– Это тот самый островок у побережья Акмалии, который похож на запятую?

– Да, с хвостиком…

– Смоет в море.

– Что? – отшатнулась Юта.

– Смоет в море, – Арман, морщась, коснулся рукой головы. – Сейчас я точно могу предсказать. Идет волна-одиночка высотой с башню… То-то у меня так затылок ломит… Берегу ничего не сделается, потому что там скалы. А островок низенький, пологий – ему-то больше всех и достанется. Все пальмы, орхидеи, фонтаны и тенты, паруса и золотое шитье – в море… Дай мне что-нибудь холодненькое на голову.

– Погоди… – Юта хлопала глазами. – Ты серьезно? Это же бедствие…

– Конечно, бедствие… Знаешь, сколько бедствий я видел за одно только последнее столетие? Послушай, намочи мне тряпочку, к затылку приложить…

– А люди? Жители?

– Ты человеческий язык понимаешь? Там ска-лы! Жители отделаются перепугом.

– А остров?

– Остров после этого приключения будет лысый, как пятка. Что ты так нахохлилась? Может быть, кто- нибудь и спасется.

Юта вспомнила драку в дворцовом парке накануне шляпного карнавала, вспомнила сцену, увиденную в зеркале: «Вся эта история с драконом немного фальшивая… Юта уродлива, к сожалению, и помочь ей может только ореол жертвы… Чего не сделаешь ради счасливого замужества…»

Оливия… Ну и горгулья с ней.

Ночью Арман был разбужен чьим-то присутствием.

Юта, босая, стояла перед его аскетическим ложем, и свечка оплывала в ее тонких пальцах.

– Арман… – в голосе ее была отчаяная мольба.

Он ничего не мог понять. От того, что Юта пришла к нему ночью, от того, что она стояла так близко, от того, что на ней не было привычной хламиды, а только наброшенная на плечи рогожка, прохудившаяся во многих местах – от всего этого Арману почему-то стало не по себе. Сам не понимая, для чего, он надвинул плащ, заменявший одеяло, до самого подбородка:

– Зачем ты пришла?

Она всхлипнула.

Его обдало жаром.

Она снова всхлипнула:

– Арман… Сделай что-нибудь…

– Что… случилось? Тебе плохо?

Она стояла, шмыгая носом, бледная, дрожащая, и тогда он решил, что у нее горячка, или припадок какой-нибудь, одна из страшных и непонятных ему человеческих болезней, от которых, как он слышал из зеркала, и умирают… Ему стало страшно.

– Спаси их… Они ничего… не знают, там, на острове… Не подозревают даже…

– Тьфу ты, проклятье!

Он окончательно проснулся, и ему стало стыдно за свое замешательство и за свой страх.

– Какой горгульи… Вот, подцепил твое ругательство… Какой горгульи ты меня будишь и пугаешь?

– Спаси их…

– Как? Я не морской царь, чтобы останавливать волны.

– Предупреди… Они еще успеют…

Он раздраженно сел на своем сундуке. Плащ соскользнул с его плечей, и Юта увидела голую смуглую грудь с туго выдающимися мышцами.

А как же, попробуй, помаши широченными перепончатыми крыльями!

Она отвела взгляд и прошептала:

– Пожалуйста, Арман…

И горько заплакала.

Слезы прокладывали по ее щеками прямые, блестящие в пламени свечки дорожки. Нос принцессы