Егеря уничтожают бешеных, опасных особей. Тех, чья жажда убийства превосходит биологическую целесообразность.

За что хотели убить Павлу?!

Впрочем, а зачем ее пытались похитить?

Стоп, стоп, стоп. А пытались ли ее вообще похищать? Не было ли это муторное приключение изначально задумано, как инсценировка? Цепь инсценировок, начало которым положил сааг, так напугавший Павлу в студии…

Вернее нет. Началось раньше. Все эти курточки на размер больше, мертвые тела на фонарных столбах, говорящие собаки…

Все началось, когда Павла встретилась с Тританом.

Кович говорил… Впрочем, для Ковича все, что ни происходит в жизни – всего лишь театр, естественный либо рукотворный.

А вот можно ли инсценировать… происходящее в Пещере?

Или для человека, подсунувшего Павле плюшевого саага, возможно все?..

Тритан, тебе невозможно не верить, но и верить тебе…

Павла тупо смотрела в телефонные кнопки.

– Кушать готово…

Это жена рыбака. Взволнованная и заботливая.

– Спасибо… мне бы сперва позвонить…

– Ну, звоните…

Павла перевела дыхание и набрала номер.

Долгие гудки. Неужели его нет?..

– Алло, – женский голос.

– Будьте добры, – Павла прокашлялась, – позвать господина Ковича.

– Он на репетиции, – женский голос чуть удивлен, трубка ложится на рычаг; короткие гудки заставляют Павлу сильнее сжать зубы. Новый звонок.

– Алло…

– Будьте добры, – Павла сама поразилась металлическим ноткам, прорезавшимся в ее голосе, – позвать господина Ковича с репетиции. Скажите, что его зовет Павла Нимробец.

Длинная пауза.

– Минуточку.

Интересно, сколько стоит в этой дыре минута междугороднего разговора? Не разорит ли она радушных хозяев?..

В трубке жили отзвуки чужого мира. Шаги и хлопанье двери, и отдаленные аккорды, и совсем уже далекий смех…

Павлу охватила тоска по прежней жизни. Той, где она была ассистенткой Раздолбежа. Той, где Митика подсовывал селедку в ее «дипломат»…

– Павла?!

– Это я.

– Павла, ты где? Я не могу сейчас разговаривать, идет репетиция… Ты перезвонишь?

Он кричал в трубку – безо всякой надобности, и так было прекрасно слышно. Он просто был сверх меры возбужден – и не потому, что Павла позвонила. Он жил сейчас очень далекими от Павлы событиями, событиями «Первой ночи», ее неожиданное появление было раздражителем, от которого следует поскорее избавиться.

И, конечно, он понятия не имеет о последних событиях в Павлиной жизни.

– Раман…

А, собственно, что она может ему сказать?

– Раман, как продвигается спектакль?

Короткая пауза.

– Мы работаем, Павла, – в голосе уже раздражение. – Премьера назначена на седьмое сентября, но…

Он замолчал. Предполагалось, что Павла сама додумается, что стоит за этим «но».

– Раман…

Она сама не понимала, что изменилась в ее голосе. Она произнесла его имя безо всякого нажима – но именно сейчас он наконец-то услышал в ее голосе нечто, сумевшее выдернуть его из густой репетиционной каши.

– Что случилось, Павла? Эй, Павла, ты почему молчишь?