– Сейчас покажется замок, – сказал Развияр.

Сотник посмотрел на него, будто не узнавая – с замешательством и страхом.

– Завтра придут караваны, – сказал Развияр, желая замолчать, но уже не в состоянии удержать язык. – Завтра. Кто там сейчас, как ты думаешь? Кто там сидит, в замке? Может быть…

Сотник тяжело покачал головой.

– Ты их видишь? – спросил, указывая глазами куда-то вперед и вверх, на скалы.

– Кого?

Сотник посмотрел недоверчиво:

– Не видишь?

– Скажи, кого, я присмотрюсь.

– Не-ет, – протянул сотник. – Не надо… присматриваться. Они здесь… Зверуины, из тех, что не родились. Дети проклятья.

Развияр еще раз внимательно оглядел склоны вокруг дороги.

– Ты бредишь, – сказал твердо. – Это видение.

– Нет, – повторил Бран. – Может, и бред… А может, и правда. Дети проклятья. Он вошел в озеро Плодородия, коснулся воды кольцом Утра-Без-Промаха. И довершил проклятье… Смотри!

Развияр пригнулся, хватаясь за меч. Бран глядел куда-то за его плечо: дрожащая рука указывала вперед и вниз, туда, где среди скал виднелся замок.

Издали казалось, что он невредим.

Чем ближе подходил к замку маленький отряд, тем страшнее становилось Развияру. Он боялся не Нови, не возможной неудачи, не Дол-Шерта и не кинжала под ребро. Его страх был из прошлого – цепенящий ужас, вкрадчивый голос в темноте: «Медный король, Медный король…»

Этот страх когда-то заставил его пересечь Нагорье, почти не останавливаясь в пути. Развияр думал, что давно избыл этот страх. Но теперь глубинная память шевельнулась снова; Развияр чувствовал, как замок смотрит на него – не то глазами одичавшего, отчаявшегося гарнизона. Не то мертвыми глазницами Утра- Без-Промаха, мага и мертвеца, вымытого водой из своего подземелья. А может быть, так смотрел на Развияра сам Медный король.

Замок был целиком высечен в скале: каменный город, где когда-то жили вольнонаемные ремесленники, четыре круглые башни-колонны, между которыми паутиной тянулись галереи, и высокие своды дворца, где когда-то жил властелин. Сокращалось расстояние; становились заметны проломы и трещины, разрушенные стены и башни, поросшие мхом бойницы – из одной Развияр когда-то пустил лучшую в жизни стрелу. Замок был искалечен и брошен, но не был пуст. Поднимался к небу едва заметный дымок; что-то скрывалось за стенами, что-то или кто-то.

Оставив Брана, Развияр подошел к Яске. Она смотрела на замок, в котором никогда не была. Ее ноздри раздувались.

– Что там?

– Люди, – просто ответила она.

– Много?

– Не знаю.

– Есть среди них маг?

– Откуда? – Яска вдруг рассмеялась. – Мертвец, что ли? Нет, не бойся, мертвецы не в замке, они лежат вокруг… Здесь, – она повела рукой. – Под камнями.

– Тут была большая битва, – сказал Развияр.

– Огонь и дождь, да? Ты рассказывал.

– Ты можешь защитить меня от стрелы?

– У тебя ведь есть кольчуга, – сказала Яска, подумав. – Кольчуга стражника – очень хорошая защита от стрелы. На излете.

Развияр улыбнулся:

– Спасибо.

– Я хотела бы защищать тебя… каждую минуту, – сказала она виновато. – Я попробую.

Он поцеловал ее и хотел отойти, но она удержала его, ухватившись за рукав:

– Послушай… Этот человек, которого ты привел с рабского рынка. Старик. Кто он?

– Мой учитель, сотник Бран. Учил меня владеть мечом, стрелять, гонял кругами, называл соплей…

– Значит, Лукс прав, – Яска не ответила на его улыбку.

– Лукс?

– Этот человек служил в замке, прежнему властелину. Он ходил в тот поход… В котором тебя не было.

«Он его вел», – чуть не сорвалось с губ Развияра.

Несколько голосов сложились в один.

«Один вопрос, вождь. Ты был тогда в Черной Буче?»

«Я вел Племя».

Он вспомнил, как старый гекса, проживший жизнь в седле голенастого ящера, ответил на вопрос Развияра и сразу после этого умер. Он вспомнил, как упал на колени предводитель Корунх, палач Каменной Стрелки. И как сотник Бран, искалеченный и проданный в рабство, сказал, щуря воспаленные глаза: «Это возмездие за тот поход… За новую границу… Ты помнишь их головы на пиках? Все, что случилось с ним, и что случилось со мной, – это возмездие за тот поход…»

– Лукс его узнал? – медленно спросил он у Яски.

– Нет. Он догадался.

Развияр покачал головой:

– Догадка… Это ведь не точно. Можно ошибиться.

Лукс приободрился в последние часы дороги – под действием трилистника его рана затягивалась быстро, как всегда. Развияр ничего не сказал ему, просто молча пошел рядом.

– Так близко, – пробормотал Лукс. – Мы идем… почти вдоль старой границы.

– Как думаешь, за нами следят?

Лукс помотал лохматой головой:

– Не знаю… Мне сегодня снился брат. Короткий Танцор.

Развияр не нашелся, что сказать.

– Мне снится уже который раз, что мы с ним дети… В первый раз ушли одни гулять… Купаемся в ручье. Лето, светит солнце. Поют шлепуны в камнях. Знаешь, когда их много, они поют складно, почти как люди. И все горы цветут желтым трилистником, мы в пыльце… Пыльца плывет на воде… Танцор садится ко мне на спину, я бегу вверх по склону… Он таскает меня за уши, не больно, а так… А я все понимаю. Что я не ребенок, что он – мертвый. Что склоны эти опустели давно, что шлепуны молчат. Что не рождаются дети, идет война, старейшины клана валяются со стрелами в шеях. А он смеется у меня на спине и пытается поймать хвост на бегу… Я ему говорил, чтобы он так не делал, а то свалится. И он падает, а я не могу его поймать…

Лукс говорил монотонно, глядя перед собой, твердо ставя на дорогу широкие лапы.

– Что там сейчас, Развияр? Я и носа не смогу показать. Не потому, что меня убьют. Мне просто стыдно, так стыдно, что я их бросил…

– Решение всадника, – тихо напомнил Развияр. – Я решил. И если решу, что нам туда надо – значит, пойдем вместе.

Лукс посмотрел на него. Неожиданно улыбнулся – грустно и весело одновременно.

– Знаешь, я хотел бы, чтобы ты увидел озеро Плодородия. Это… такая красота. И такое спокойствие. На рассвете туман поднимается струями, как… тысяча прекрасных девушек в белых одеждах. И кажется, что переговариваются детские голоса. А днем в воде отражается весь мир, Нагорье – и все, что за его пределами…

– «Нагоры верят, что озеро Плодородия вмещает души всех, нерожденных и уже умерших, – задумчиво проговорил Развияр, – и потому любой магический обряд связан всегда с этим озером… Каждый клан владеет своей частью берега, она называется Ворота Плодородия, это место почитается, как святыня…»