– В вашем… мире… прокуроров и судей… адвокатов… правосудия, которое на поверку не так уж право… во всем этом ВЫВИХНУТОМ МИРЕ…
По крайней мере, на словах вышло достаточно естественно; Ирена перевела дух.
Семироль саркастически хмыкнул. Выждал паузу, позволяя оценить многозначительность ситуации. Прошелся по комнате, выудил из стопки видеокассет одну, в темной слепой обложке.
– Собственно, я не собирался показывать вам… Но, если для вас это так важно…
Загорелся экран маленького телевизора. Цифры, значки – служебная информация…
– Прошу прощения, Ирена, но я пущу материал не с начала… Сейчас перемотаю… Да. Примерно отсюда.
Общий план – люди, один за другим входящие в дверь деревенского дома…
Много мужчин. Одна женщина в длинном пальто. Камера дернулась; чьи-то ноги, неровный свет, комната…
Крупным планом – лицо женщины.
Лет сорок на вид. Блеклые прозрачные глаза, не приукрашенные никаким макияжем, сухая кожа с сеточке морщинок, мятое пальто-балахон, украшенное черным облезлым хвостом неведомой зверюшки…
Ирена сжала губы. Белый свет бил незнакомой женщине в лицо – в таком освещении было что-то неестественное, грубое, принуждающее…
– Кто это, Ян?
Семироль кивнул на экран – смотрите, мол, узнаете…
Та, что на экране, нервно хихикнула.
– Продолжаем, – сказал мужской голос. – Снимите с нее пальто…
Кто-то, попавший в кадр спиной и плечом, помог женщине раздеться.
– Госпожа Крок, ваш муж знал о цели ваших поездок? – сухо спросил голос, в котором Ирена с удивлением узнала голос Семироля.
– Не-ет…
– И не догадывался? И никогда не связывал сообщения о новых жертвах с вашими поездками?
– Не-ет… Он очень хороший… челове-ек…
У Ирены когда-то была студентка с такой вот тягучей манерой разговаривать. На студенческой конференции ее доклад вместо трех минут занимал тридцать, публика то смеялась, то зевала, то разбредалась по буфетам…
– А ваши дети, госпожа Крок?
– Они… в частной школе… хорошей… хорошей… закрытой…
– Поездки бывали неудачными?
– Да… каждая вторая… или третья…
– Сколько всего было РЕЗУЛЬТАТИВНЫХ поездок?
Женщина на экране сглотнула.
Ирене вспомнился гофрированный шланг, до смерти напугавший ее в далеком детстве. Шланг лежал поперек садовой дорожки и подергивался в такт перепадам давления; шланг был толстый и черный, неживой и живой одновременно, лоснящийся и жирный, маленькой Ирене показалось, что он хуже любой змеи, страшнее паука, что лучше умереть, чем переступить через него, и она с плачем кинулась обратно, и несколько раз просыпалась ночью оттого, что шланг, упругий и ребристый, приходил к ней во сне…
Немолодая темноглазая женщина с медленной, как болото, речью. Шланг. Девочка, с плачем убегающая по садовой дорожке…
Ирене сделалось противно; она подняла голову, ища взгляд Семироля, молча испрашивая у него разрешения прервать неприятный просмотр…
– …Госпожа Крок, вы помните дом у дороги, Большое Шоссе сто сорок семь?
Прошла целая секунда, прежде чем Ирена вздрогнула.
Номер ЕЕ дома…
Женщина недоуменно молчала.
– Это был период, когда вы встретили третьего, того, кого вы называли «червячком»…
Женщина забегала глазами. Стиснула пальцы.
– Вспоминайте – дом у дороги… Там собака и машина в гараже… Вы пользовались машиной. Вы прикормили собаку…
Женщина улыбнулась. Стянула с головы серый вязанный берет, высвобождая очень длинные, с проседью волосы:
– Там и, это, и вправду никто не жил… собаку я прикормила… могла бы отравить, но это жалко…
– Вы вспомнили?
– Да-а…