его где-то видел. Он, случайно, не депутат?

– Нет, – Ирина вздохнула. – Это просто мой муж… Бывший. Вернее, несостоявшийся.

– Это ее муж. Бывший. Вернее, несостоявшийся. Не уверен, что я правильно понял.

– Она его любит?

– А хрен его знает. Не разобрал, – признался Аспирин.

Солнце село.

– Скажи, что ты все выдумала, а?

– Я все выдумала, – Алена болтала под столом ногами. Перед ней стояло блюдечко с чаем, пар закручивался вялым смерчиком.

Аспирин глотнул из своей чашки – и обжегся.

– Говори, что ты там видела, – потребовал, как только ослабело жжение на губах и языке.

Алена молчала.

– Смерть у него с косой стояла за левым плечом? Так, что ли?

– А вот как ты думаешь, – по-деловому начала Алена, будто и не слышала его вопроса, – ей сразу скажут? Или потом?

– Откуда я знаю? У меня ни разу в жизни не было бывшего мужа… тем более, несостоявшегося.

Алена отнесла блюдечко к мойке, ополоснула, аккуратно поставила на сушилку.

– Я пошла заниматься, – сказала сурово.

– Сколько можно? У тебя вон скрипка на морде отпечаталась, как будто в челюсть кто-то стукнул… Соседи опять обо мне подумают хрен знает что…

– А тебе не все равно, что подумают соседи?

Аспирин посмотрел на телефонную трубку. Она лежала на белом, чисто вытертом столе, молчаливая и черная.

Алена вышла. Аспирин прислушался; она играла гамму – бегло, звонко, потом этюд, потом еще один этюд, повторяла и повторяла, добиваясь совершенства. Потом зависла пауза; быстро, будто боясь передумать, она сыграла последовательность нот, начало мелодии, от которой у Аспирина по всему телу забегали мурашки.

Он заставил себя допить чай.

Алена легла спать в половине одиннадцатого – с Мишуткой под боком. Аспирин все так же сидел за кухонным столом. Соседи сверху включили аудиосистему, Аспирин минут десять морщился, слушая эту какофонию (лысый звук, бочка тупо бьет, заглушая вокал), потом постучал по батарее. Соседи покуражились еще минуты три, потом заглохли.

Аспирин заварил себе чаю.

В половине первого накинул куртку и вышел во двор. У клумбы торчали, беседуя под сигаретку, два припозднившихся собачника (их питомцы, дог и ротвейллер, кружили по разные стороны от детской площадки, подчеркнуто не замечая друг друга). Аспирин похлопал себя по карманам – сигареты остались на кухне.

Окно Ирины – прямо под кухонным окном Аспирина – светилось. Аспирин вернулся домой.

В половине второго он вышел снова. Консьерж Вася дремал в своей будке, но на стук входной двери вскочил и бдительно захлопал сонными глазами.

– Леша! Из клуба?

На Аспирине были домашняя рубаха в клеточку и спортивные штаны.

– Да я просто так… Гуляю.

Вася удивился.

Аспирин остановился у подъезда, запрокинув голову, глянул в сонную рожу дома. Рожа была почти сплошь темная – светилось редко, то здесь, то там, и только у Ирины – Аспирин поежился – горели окна во всей квартире…

Он пешком поднялся на четвертый этаж.

Позвонил.

– У меня даже нечем помянуть… В доме ни вина, ни водки.

– Принести коньяка?

– Нет, Алексей. Погодите. Просто посидим.

Она была белая, как свечка, и очень сосредоточенная.

– Как вы там говорили… дыра в мироздании?

– А вы запомнили? – растерялся Аспирин.

Она натужно улыбнулась краешками губ:

– Конечно… Он вылетел на встречную через полчаса после нашего разговора.

Аспирин молчал. Не в его привычках было выслушивать чужие излияния, он даже в поезде, в купе,