– Привет, – она села на диван рядом с Аленой. Та наконец-то повернула голову. – Ты как себя чувствуешь?

– Скверно, – сказала Алена, и голос у нее звучал соответственно. – Это пройдет. Это простуда. Ерунда.

– Конечно пройдет, – сказала соседка. – Но надо сбить температуру… И я сейчас принесу отхаркивающее. У меня есть «Доктор Мом», он еще и вкусный… А это твой медвежонок, да?

Аспирин с соддроганием смотрел, как она берет чудовище на руки.

– Симпатяга, – сказала соседка. – Как его зовут?

– Мишутка.

– Держи его крепко, он тебе поможет выздороветь…

И соседка обернулась к Аспирину:

– Быстро дайте ей «Фервекс». Измерьте температуру! В случае чего – вызываете неотложку, а то и «Скорую», это же не шуточки…

Дверь за ней закрылась. Аспирин посмотрел на пакетик в руке. Перевернул. Прочитал инструкцию. Ничего не понял, хоть написано было – проще некуда.

– И почему это? – спросил в пространство. – Вот не пойму. Пусть придет твой гуру, мановением руки исцелит… Он же твое свидетельство состряпал прямо в сумке, не глядя, мановением руки… Так зачем эта комедия с кашлем? Что мне, тебя жалеть?

Алена закашлялась снова. Приоткрыла мутные глаза:

– «Жалеть»? Ты много о себе возомнил, Аспирин.

– Ну конечно, – у него уже не было сил на раздражение. – Ты у меня в доме, жрешь, спишь, травишь медведем, но я недостоин твоего внимания… Я – твое орудие… Чего ты трясешься?

Он подошел ближе, косясь на Мишутку. Тот лежал поверх пледа, раскинув мягкие лапы. Смотрел мимо Аспирина.

– Я никогда не расскажу ему об этой ночи, – сказала девочка. – Я все расскажу… кроме этого. Я встану на перекрестке. Сыграю песню. Брат услышит и отзовется. Тогда я пойду и найду его… даже если он мертвый… я сделаю его снова живым. И мы уйдем вместе. Нам откроют ворота. Я вижу, как они открываются, и там – солнце… А смерти нет. Много дней мы будем жить, и жизнь будет всюду. У них глаза светятся как звезды, они смеются… летают. И нет страха, хотя они знают, что такое страх. И нет боли, хотя они знают, что такое боль. Но я никогда не скажу ему об этой ночи. Никогда…

Она лежала, смотрела сквозь Аспирина, прижимала медведя к груди, и бредила. Преодолевая кашель, говорила и говорила, временами срываясь на непонятный Аспирину язык.

Легонько постучали в незапертую дверь.

– Тихо, – велел Аспирин. – Тихо… Она догадается!

Дверь скрипнула, открываясь.

– Это я, – сказала соседка. – Я принесла «Доктор Мом», грудной сбор – травы… Вы приготовили «Фервекс»?

– Вы врач? – спросил ее Аспирин.

– Нет, я инженер, – она отвела челку со лба, виднее стали две вертикальные морщинки. – А вы ди- джей, я знаю. Я иногда вас слушаю. Знаете, в маршрутке или в такси, у них же постоянно играет радио…

– Я сейчас, – сказал Аспирин. – Сейчас.

– Это ваша дочь? – вполголоса спросила соседка, когда под ее руководством он готовил на кухне лекарство.

Аспирин вздохнул:

– Честно говоря… Она приехала неожиданно. Из Первомайска. От матери. Говорит, что дочка. А я ее никогда раньше не видел, даже не думал…

– Мелодрама, – сказала соседка. – Так бывает?

– Не знаю, – признался Аспирин. – Со мной – наверное, бывает… Вы видели, что стало с моей машиной?

– Да, – соседка помолчала. – Очень странно. Как будто у вас в багажнике граната взорвалась.

– Вы никогда не видели гранат, – Аспирин помешивал ложечкой теплое, с запахом лимона питье. – От них совсем другие… повреждения.

– Так что же с ней случилось? С машиной?

Теперь помолчал Аспирин.

– Авария, – сказал он наконец. – Знаете… в широком смысле авария. Дырка во Вселенной. В мироздании. В узком смысле – в моем собственном…

– Вы плохо выглядите, – сказала она и вдруг положила ладонь ему на лоб. Прохладное прикосновение, умиротворяющее, спокойное; Аспирину захотелось, чтобы она подольше не убирала руку.

Но она убрала:

– А что случилось с вами?