– Ну так знай: я думаю, что ты умер и явился с того света.
– Значит, я тебе наврал? Ты не очень-то вежлив.
– Во всяком случае, часть правды ты от меня скрываешь. Но я уверен, что, подобно призракам, о которых повествуют древние, ты сейчас откроешь мне ужасные вещи.
– Да, вот этого я отрицать не стану. Приготовься же, бедняга король.
– Да, да, – продолжал Генрих, – признайся, что ты тень, посланная ко мне господом богом.
– Я готов признать все, что ты пожелаешь.
– Если нет, то как же ты прошел по всем этим коридорам, где столько охраны? Как очутился ты в моей комнате, подле меня? Значит, в Лувр может проникнуть кто попало? Значит, так охраняют короля?
И Генрих, весь во власти охватившего его страха перед воображаемой опасностью, снова бросился на кровать, уже готовый зарыться под одеяло.
– Ну, ну, ну! – сказал Шико тоном, в котором чувствовалась и некоторая жалость, и большая привязанность. – Не горячись: стоит тебе до меня дотронуться, и ты сразу во всем убедишься.
– Значит, ты не вестник гнева божьего?
– Черт бы тебя побрал! Разве у меня рога, словно у Сатаны, или огненный меч в руках, как у архангела Михаила?
– Так как же ты все-таки вошел?
– Ты опять об этом?
– Конечно.
– Пойми же наконец, что я сохранил ключ, тот ключ, который ты мне сам дал и который я повесил себе на шею, чтобы позлить твоих камергеров,[28] – они же имеют право носить ключи только на заду. Так вот, при помощи ключа открывают двери и входят, я и вошел!
– Через потайную дверь?
– Ясное дело!
– Но почему ты явился именно сегодня, а не вчера, например?
– А, правда, в том-то и весь вопрос. Что ж, сейчас ты узнаешь.
Генрих опустил одеяло и продолжал наивным и жалобным тоном ребенка:
– Не говори мне ничего неприятного, Шико, прошу тебя. О, если бы ты знал, как я рад, что слышу твой голос!
– Я скажу тебе правду, вот и все. Тем хуже, если правда окажется неприятной.
– Не всерьез же ты, в самом деле, опасаешься господина де Майена, – сказал король.
– Наоборот, это очень серьезно. Пойми же: получив от слуг господина де Майена пятьдесят палочных ударов, я ответил тем же и всыпал ему сотню ударов ножнами шпаги. Если предположить, что два удара ножнами равняются одному палочному – мы квиты. Если же допустить, что один удар ножнами равняется одному палочному, господин де Майен, возможно, считает, что он должен мне еще пятьдесят ударов – палочных или ножнами. Я же ничего так не опасаюсь, как подобных должников. И как бы я сейчас ни был тебе необходим, я не явился бы сюда, если бы не знал, что господин де Майен находится в Суассоне.
– Отлично, Шико, раз это так, раз ты возвратился ради меня, я беру тебя под свое покровительство и желаю…
– Чего именно? Берегись, Генрике, каждый раз, когда ты произносишь слова «я желаю», это значит, что ты готовишься совершить какую-нибудь глупость.
– Я желаю, чтобы ты воскрес, явился на свет божий.
– Ну вот! Я так и знал.
– Я тебя защищу.
– Ладно уж.
– Шико, даю тебе мое королевское слово.
– У меня имеется кое-что получше.
– Что?
– Моя нора, я в ней и останусь.
– Я защищу тебя, слышишь? – с силой вскричал король, выпрямляясь во весь рост на постаменте перед кроватью.
– Генрике, – сказал Шико, – ты простудишься. Умоляю тебя, ложись в постель.
– Ты прав. Но что делать, если ты выводишь меня из терпения, – сказал король, снова закутываясь в одеяло. – Как это так, мне, Генриху Валуа, королю Франции, достаточно для защиты моих швейцарцев, шотландцев, французских гвардейцев и дворян, а господину Шико этого мало, он не считает себя в безопасности!
– Подожди-ка, подожди, как ты сказал? У тебя есть швейцарцы?
– Да, под командованием Токно.
– Хорошо. У тебя есть шотландцы?
– Да. Ими командует Ларлан.
– Очень хорошо. У тебя есть французские гвардейцы?
– Под командованием Крильона.
– Замечательно. А дальше?
– Дальше? Не знаю, должен ли я тебе об этом говорить…
– Не говори: кто тебя спрашивает?
– Дальше – имеется кое-что новенькое, Шико.
– Новенькое?
– Да. Представь себе – сорок пять храбрых дворяню.
– Сорок пять! А ну, повтори!
– Сорок пять дворян.
– Где ты их откопал? Не в Париже, во всяком случае?
– Нет, но они только сегодня прибыли в Париж.
– Ах да, ах да! – сказал Шико, озаренный внезапной мыслью. – Знаю я этих твоих дворян!
– Вот как!
– Сорок пять нищих оборванцев, которым не хватает только сумы.
– Отрицать не стану.
– При виде их можно со смеху помереть!
– Шико, среди них есть настоящие молодцы.
– Словом, гасконцы, как генерал-полковник твоей инфантерии.
– И как ты, Шико.
– Ну, я-то, Генрике, дело другое. С тех пор как я покинул Гасконь, я перестал быть гасконцем.
– А они?..
– Они наоборот: в Гаскони они гасконцами не были, зато здесь они гасконцы вдвойне.
– Не важно, у меня теперь сорок пять добрых шпаг.
– Под командованием сорок шестой доброй шпаги, именуемой д'Эперноном?
– Не совсем так.
– Кто же их командир?
– Луаньяк.
– Подумаешь!
– Ты что ж, и на Луаньяка наведешь критику?
– Отнюдь не намереваюсь, он мой родич в двадцать пятой степени.
– Вы, гасконцы, все между собой родичи.
– В противоположность вам, не считающим друг друга родней.
– Ответишь ты мне наконец?
– На что?
– На вопрос о моих сорока пяти?
– Ты рассчитываешь на них, чтобы защищаться?
– Да, черт побери! – с раздражением вскричал Генрих.
Шико, или же его тень (мы на этот счет осведомлены не больше короля и потому вынуждены