– Что ты еще увидел?

– Я увидел целый заговор.

– Заговор? – бледнея, переспросил Борроме.

– Да, заговор, – ответил Шико.

– Против кого?

– Против короля.

– С какой целью?

– Похитить его.

– Когда же?

– Когда он будет возвращаться из Венсена.

– Черт побери!

– Что ты сказал?

– Ничего. А вы это видели?

– Видел.

– И предупредили короля?

– А как же? Для того я и явился в монастырь!

– Значит, из-за вас дело это сорвалось?

– Из-за меня.

– Проклятье! – процедил сквозь зубы Борроме.

– Вы сказали?

– Что у вас зоркие глаза, приятель.

– Ну, что там! – заплетающимся языком ответил Шико. – Дайте-ка мне одну из ваших бутылок, и вы удивитесь, когда я вам скажу, что я видел.

Борроме поспешно удовлетворил желание Шико.

– Давайте же, – сказал он, – удивляйте меня.

– Прежде всего, я видел раненого господина де Майена.

– Эко дело!

– Пустяки, конечно: он попался мне на пути. Потом я видел взятие Кагора.

– Как взятие Кагора? Вы, значит, прибыли из Кагора?

– Конечно. Ах, капитан, замечательное было, по правде сказать, зрелище, такому храбрецу, как вы, оно пришлось бы по сердцу.

– Не сомневаюсь. Вы, значит, были подле короля Наваррского?

– Совсем рядышком, друг мой, как сейчас с вами.

– И вы с ним расстались?

– Чтобы сообщить эту новость королю Франции.

– И вы вышли из Лувра?

– За четверть часа до вас.

– В таком случае, раз мы с того момента не расставались, я не стану спрашивать, что вы видели после нашей встречи в Лувре.

– Напротив, спрашивайте, спрашивайте, ибо, честное слово, это как раз самое любопытное.

– Говорите же.

– Говорите, говорите! – сказал Шико. – Черти полосатые! Легко вам говорить: говорите!

– Постарайтесь-ка.

– Еще стаканчик, чтобы язык развязался… Полнее, отлично. Так вот, я видел, приятель, что, вынимая из кармана письмо его светлости, герцога де Гиза, ты выронил еще другое.

– Другое! – вскричал Борроме, вскакивая с места.

– Да, – сказал Шико, – оно у тебя тут.

И, взмахнув два-три раза в воздухе рукой, дрожащей от опьянения, он ткнул концом пальца в кожаную куртку Борроме, как раз туда, где находилось письмо.

Борроме вздрогнул, словно палец Шико был куском раскаленного железа и это раскаленное железо прикоснулось не к куртке, а прямо к телу.

– Ого, – сказал он, – недостает лишь одного.

– К чему это недостает?

– Ко всему, что вы видели.

– Чего недостает?

– Чтобы вы знали, кому это письмо адресовано.

– Подумаешь! – произнес Шико, кладя руки на стол. – Оно адресовано госпоже герцогине де Монпансье.

– Боже мой! – вскричал Борроме. – Надеюсь, вы ничего не сказали об этом королю?

– Ни слова, но обязательно скажу.

– Когда же?

– После того как посплю немного, – ответил Шико. И он опустил голову на руки, которые только что положил на стол.

– А, так вы знаете, что у меня есть письмо к герцогине? – спросил капитан прерывающимся от волнения голосом.

– Знаю, – проворковал Шико, – отлично знаю.

– И если бы вы могли стоять на ногах, вы отправились бы в Лувр?

– Отправился бы в Лувр.

– И выдали бы меня?

– И выдал бы вас.

– Так что это не шутка?

– Что?

– Что, как только вы проспитесь…

– Ну?..

– Король все узнает?

– Но, любезный друг мой, – продолжал Шико, приподнимая голову и глядя на Борроме с томно- ленивым выражением, – поймите же: вы заговорщик, я – шпион. Я получаю вознаграждение за каждый раскрытый мною заговор. Вы устраиваете заговор, я вас выдаю. Каждый из нас выполняет свою работу – вот и все. Доброй ночи, капитан.

Говоря это, Шико не только занял свою первоначальную позицию, но вдобавок еще устроился на табурете и на столе таким образом, что лицо его закрыли ладони, а затылок защищен был каской, и открытой оставалась только спина.

Но зато спина эта, освобожденная от кирасы, положенной рядом на стул, даже как-то закруглялась, словно подставлялась под удар.

– А, – произнес Борроме, устремляя на своего собутыльника горящий взгляд, – а, ты хочешь выдать меня, приятель!

– Как только проснусь, друг любезный, это дело решенное, – сказал Шико.

– Но посмотрим еще, проснешься ли ты? – вскричал Борроме.

И с этими словами он нанес яростный удар кинжалом в спину собутыльника, рассчитывая пронзить его насквозь и пригвоздить к столу.

Но Борроме рассчитывал, не зная о кольчуге, которую Шико позаимствовал в оружейной дона Модеста. Кинжал его разлетелся на куски, словно стеклянный, от соприкосновения с этой славной кольчугой, которая, таким образом, вторично спасла Шико жизнь.

Вдобавок, не успел еще убийца опомниться, как правая рука Шико, распрямившись, словно пружина, описала полукруг и нанесла прямо в лицо Борроме удар кулаком, весящим фунтов пятьсот, от чего Борроме, окровавленный, в синяках, откатился к стене.

В одну секунду он, однако, очутился на ногах и сразу же схватился за шпагу.

Этих двух секунд для Шико было достаточно, чтобы вскочить с места и тоже выхватить оружие из ножен.