– Монсеньер, любезнейший, – сказал Орильи, подходя к Реми и снова пытаясь всунуть ему мешок с червонцами герцога Анжуйского, – влюблен в вашу госпожу.

– Стало быть, он ее знает?

– Он ее видел.

– Он ее видел! – воскликнул Реми, судорожно сжиная рукоять ножа. – Когда же?

– Сегодня вечером.

– Не может быть! Моя госпожа не выходила из комнаты.

– То-то и есть! Герцог поступил, как настоящий школьник, – словно для того, чтобы доказать, что он по-настоящему влюблен.

– Что же он сделал, скажите?

– Он взял приставную лестницу и взобрался по ней к окну.

– А! – вырвалось у Реми, и он прижал руку к сердцу, словно желая заглушить его биение. – Ах вот что он сделал!

– Он говорит, что она необыкновенно хороша, – добавил Орильи.

– Вы, значит, сами ее не видели?

– Нет, но после того, что сказал о вашей госпоже монсеньер, я горю желанием увидеть ее, хотя бы для того, чтобы иметь суждение о том, какие преувеличения порождает любовь в сознании разумного человека. Значит, решено, вы заодно с нами?

И в третий раз он принялся совать Реми золото.

– Конечно, с вами, – произнес Реми, отталкивая руку Орильи, – но я все же должен знать, какая роль предназначается мне в подготавливаемом вами деле.

– Сперва ответьте мне: дама, находящаяся там, наверху, – она любовница господина дю Бушажа или его брата?

Лица Реми вспыхнуло.

– Ни того, ни другого, – с трудом выговорил он. – У дамы этой любовника нет.

– Нет любовника! Но в таком случае это поистине лакомый кусок, женщина, не имеющая любовника! Черт побери! Монсеньер, мы же нашли философский камень!

– Итак, – сказал Реми, – монсеньер герцог Анжуйский влюблен в мою госпожу?

– Да.

– И чего же он хочет?

– Чтобы она прибыла к нему в Шато-Тьерри, куда он направляется форсированным маршем.

– Клянусь душой, страсть эта загорелась что-то уж слишком быстро.

– Страстные чувства у монсеньера возникают именно таким образом.

– Что ж, я вижу только одно препятствие.

– Какое?

– Моя госпожа решила уехать в Англию.

– Тысяча чертей! Тут-то вы и можете оказать мне услугу. Уговорите ее сделать другое.

– Что же именно?

– Ехать в совершенно противоположном направлении.

– Вы, сударь, не знаете моей госпожи. Это женщина, которая всегда стоит на своем. К тому же убедить ее отправиться вместо Англии во Францию еще не все: если бы даже она явилась в Шато-Тьерри, почему вы думаете, что она согласится уступить домогательствам герцога?

– А почему бы нет?

– Она не любит герцога Анжуйского.

– Вот еще! Женщины всегда любят принцев крови.

– Но если монсеньер герцог Анжуйский подозревает, что госпожа моя любит графа дю Бушажа или господина герцога де Жуаеза, как же ему пришла в голову мысль похитить ее у того, кого она любит?

– Послушай, простачок, – сказал Орильи, – у тебя в голове какие-то совершенно пошлые представления, и, как очевидно, нам с тобой будет трудно договориться. Поэтому вступать в спор мы не будем. Я хотел действовать с тобой добром, а не силой, но, раз ты вынуждаешь меня изменить образ действий, – что ж, я его изменю.

– Что же вы сделаете?

– Я тебе уже говорил. Герцог дал мне все права и полномочия. Убью тебя в каком-нибудь укромном месте, а даму похищу.

– Вы уверены в своей безнаказанности?

– Я верю во все, во что велит мне верить мой господин. Ну как, уговоришь ты свою госпожу ехать во Францию?

– Приложу все старания, но ни за что не ручаюсь.

– Когда же я получу ответ?

– Да вот, – поднимусь наверх и поговорю с ней.

– Ладно. Ступай же. Я жду.

– Слушаюсь, сударь.

– Еще одно слово, любезнейший. Ты понял, что и дама твоя, и сама жизнь – в моих руках?

– Понял.

– Отлично. Иди, а я пойду седлать коней.

– Особенно не торопитесь.

– Ну, чего там. Я уверен в успехе. Разве принцам встречаются недоступные?

– Это вроде бы все же случалось.

– Да, – согласился Орильи, – но исключительно редко. Ступайте.

И пока Реми поднимался наверх, Орильи, очевидно, вполне уверенный, что его надежды сбудутся, поспешил в конюшню.

– Ну что? – спросила Диана, увидя Реми.

– Сударыня, герцог вас видел.

– И?..

– Влюбился без памяти.

– Герцог меня видел? Герцог в меня влюбился! – воскликнула Диана. – Ты бредишь, Реми?

– Нет. Я передал вам то, что он мне сказал.

– Кто сказал?

– Этот человек! Этот гнусный Орильи!

– Но раз он меня видел, то и узнал. Как же тогда?

– Если бы герцог узнал вас, неужели Орильи осмелился бы явиться к вам и заговорить с вами о чувствах принца? Нет, герцог вас не узнал.

– Ты прав, тысячу раз прав, Реми. За шесть лет в сознании этого дьявола возникало и исчезало столько разнообразных вещей, что он меня и впрямь забыл. Последуем за этим человеком, Реми.

– Да, но он-то вас узнает.

– Почему ты думаешь, что память у него лучше, чем у его господина?

– О, да потому, что он заинтересован в том, чтобы помнить, а герцог в том, чтобы забыть. Понятно, что герцог забывает, – а он, зловещий распутник, слепец, пресыщенный убийца тех, кого любил. Как бы он мог жить, если бы не убивал? Но Орильи забывать не станет. Если он увидит ваше лицо, ему представится, что перед ним – карающий призрак, и он вас выдаст.

– Реми, я, кажется, говорила тебе, что у меня есть маска, и, кажется, ты говорил, что у тебя имеется нож?

– Верно, сударыня, – ответил Реми, – я начинаю думать, что господь с нами в сговоре и поможет нам покарать злодеев.

Подойдя к лестнице, он крикнул:

– Сударь! Сударь!

– Ну как? – ответил снизу Орильи.

– Моя госпожа благодарит графа дю Бушажа и с большой признательностью принимает ваше любезное предложение.