– А наши узники?
– О них я кое-что узнала.
– От тюремщика?
– Как всегда.
– И что же?
– Что же! Каждый день они говорят друг с другом. Позавчера их обыскали. Ла Моль разбил твой портрет, чтобы не отдавать его.
– Милый Ла Моль!
– Аннибал смеялся в лицо инквизиторам.
– Чудесный Аннибал! Дальше?
– Сегодня утром их допрашивали о бегстве короля, о планах восстания в Наварре, но они не сказали ничего.
– О, я прекрасно знала, что они будут молчать! Но молчание губит их так же, как погубило бы и признание.
– Да, но мы их спасем!
– Значит, ты что-то придумала для нашего предприятия?
– Со вчерашнего дня я только этим и занимаюсь.
– И что же?
– Сейчас я заключила сделку с Болье. Ах, дорогая королева, какой это несговорчивый и какой алчный человек!.. Это будет стоить жизни одному человеку и триста тысяч экю.
– Ты говоришь – несговорчивый и алчный… А он требует всего-навсего жизни одного человека и триста тысяч экю… Да это даром!
– Даром!.. Триста тысяч экю? Да все наши драгоценности – и твои, и мои – столько не стоят!
– О, это пустяки! Заплатит король Наваррский, заплатит герцог Алансонский, заплатит брат мой Карл или разве…
– Перестань! Ты рассуждаешь, как сумасшедшая. У меня есть эти триста тысяч.
– У тебя?
– Да, у меня.
– Как же ты их достала?
– Взяла и достала!
– Это тайна?
– Для всех, кроме тебя.
– Боже мой! Не украла же ты их? – улыбаясь сквозь слезы, спросила Маргарита.
– Суди сама.
– Посмотрим.
– Помнишь этого безобразного Нантуйе?
– Богача, ростовщика?
– Да.
– И что же?
– А то, что в один прекрасный день он увидел блондинку с зелеными глазами, в прическе, украшенной тремя рубинами – один на лбу, два у висков; прическа на редкость шла ей, и, понятия не имея, что эта женщина – герцогиня, этот богач, этот ростовщик воскликнул: «За три поцелуя на месте этих трех рубинов я взращу три брильянта по сто тысяч экю каждый!».
– И что же, Анриетта?
– А то, дорогая, что брильянты расцвели и были проданы!
– Ах, Анриетта! Анриетта! – прошептала Маргарита.
– Вот еще! – воскликнула герцогиня с наивным и в то же время величественным бесстыдством, характеризующим и век, и женщину. – Вот еще! Я же люблю Аннибала!
– Это верно, ты очень его любишь, даже слишком сильно! – сказала Маргарита, улыбаясь и краснея. И все-таки она пожала ей руку.
– Так вот, – продолжала Анриетта, – благодаря нашим трем брильянтам, у нас наготове триста тысяч экю и человек.
– Человек? Какой человек?
– Человек, которого должны убить: ты забываешь, что надо убить человека!
– И ты нашла такого человека?