– Да. Читайте скорее, – ответила Маргарита и подала ему раскрытое письмо.

В письме были следующие строки:

«Государь! Настало время осуществить наш план бегства. На послезавтра назначена соколиная охота вдоль Сены – от Сен-Жермена до Домиков, то есть – на протяжении всего леса.

Примите участие в этой охоте, хотя это охота соколиная; наденьте под платье добрую кольчугу, возьмите лучшую Вашу шпагу, выберите самого породистого коня в Вашей конюшне.

Около полудня, то есть в разгар охоты, как только король поскачет за соколом, ускользните один, если поедете на охоту один, или с королевой Наваррской, если королева едет с Вами.

Пятьдесят наших спрячутся в павильоне Франциска I; ключ от павильона у нас есть; никто не будет знать, что они там, – они приедут ночью, и ставни будут закрыты.

Вы проедете по Дороге Фиалок, в конце которой буду ждать Вас я, а справа от дороги на полянке будут с двумя запасными лошадьми г.г. Ла Моль и Коконнас. Эти лошади предназначаются для смены, на случай, если Ваша лошадь и лошадь ее величества королевы Наваррской устанут.

Прощайте, государь, будьте готовы, – мы-то будем!».

– Жребий брошен! – произнесла Маргарита те самые слова, которые тысячу шестьсот лет назад произнес Цезарь на берегу Рубикона.

– Хорошо, ваше величество, – ответил Генрих, – я не обману ваших ожиданий.

– Станьте героем, государь, это не трудно: вы должны только идти своей дорогой, а для меня создайте красивый трон, – сказала дочь Генриха II.

Неуловимая улыбка скользнула по тонким губам Беарнца. Он поцеловал руку Маргариты и вышел первым, чтобы осмотреть проход, мурлыча припев старинной песни:

Предосторожность оказалась нелишней: в ту минуту, когда он отворил дверь своей опочивальни, герцог Алансонский отворил дверь своей передней; Генрих сделал знак рукой Маргарите и громко сказал:

– А-а! Это вы, мой брат! Добро пожаловать! По знаку мужа королева все поняла и бросилась в туалетную комнату, дверь в которую была завешена огромным стенным ковром.

Герцог Алансонский вошел робким шагом, то и дело озираясь.

– Мы одни, брат мой? – вполголоса спросил он.

– Совсем одни. Что случилось? У вас такой взволнованный вид.

– Генрих, мы разоблачены!

– Каким образом?

– Де Муи арестован.

– Я знаю.

– И де Муи все рассказал королю.

– Что же он сказал?

– Что я желал занять наваррский престол и что с этой целью вступил в заговор.

– Ах, бедняга! – сказал Генрих. – Вот вы и скомпрометированы, мой бедный брат. Почему же вы до сих пор не арестованы?

– Я и сам не знаю. Король издевался надо мной, притворяясь, что дарует мне наваррский престол. Он, разумеется, рассчитывал вырвать у меня признание из глубины души, но я ничего не выдал.

– И хорошо сделали. Черт возьми! – сказал Беарнец. – Будем держаться стойко – от этого зависит наша с вами жизнь.

– Да, положение затруднительное, – ответил Франсуа, – потому-то, брат мой, я и пришел просить у вас совета: как вы думаете – бежать мне или оставаться?

– Ведь вы же видели короля, коль скоро он с вами говорил?

– Конечно!

– Так вы должны были прочесть его мысли. Руководствуйтесь своим чутьем.

– Я предпочел бы остаться здесь.

Как ни владел собой Генрих, на лице его мелькнуло радостное выражение, и, сколь неуловимым оно ни было, Франсуа подметил его на лету.

– Так оставайтесь! – сказал Генрих'.

– А вы?

– Я-то, разумеется, останусь! Мне вовсе незачем ехать, коль скоро вы остаетесь здесь, – возразил Генрих. – Я ведь хотел уехать вместе с вами только из дружеских чувств, чтобы не расставаться с любимым братом.

– Конец всем нашим планам, – сказал герцог Алансонский, – вы отступаете без боя при первом налете злого рока.

– Я не вижу злого рока в том, что останусь здесь, – отвечал Генрих, – с моим беспечным нравом мне везде хорошо.

– Хорошо, пусть так, не будем больше говорить об этом, – сказал герцог Алансонский. – Но если вы примете какое-нибудь другое решение, известите меня.