Ева в свою очередь любила Реми всем сердцем и всей своей невинностью. Ее теплота и нежные слова заставляли его трепетать. Эта взаимность и поражала его в самое сердце: если бы Ева его не любила, если бы не произносила слов любви, он нашел бы силы противостоять своему одинокому чувству; но бороться против своего чувства и против любви Евы было выше его сил.

Предвидим вопрос на устах наших читателей: «Но почему тогда…?» Ответим прежде, чем вы договорите: потому что Реми, достойный человек и прекрасное творение, законный сын Матюрена Реми и Клодин Перро, ни за какие блага на свете не мог согласиться на то, чтобы его сын-первенец и другие его дети оказались незаконнорожденными.

И вот, когда он метался таким образом между соблазном и долгом, однажды вечером залаяли собаки. Это был не злой лай, предупреждающий об опасности, а, скорее, дружелюбный, даже, если позволено так сказать, братский, словно встречал доброго друга. Рене пошел отпирать ворота: тот, кто в них только что стучался, на самом деле оказался братом.

Это был французский иезуит, прибывший христианским миссионером в Китай и надеявшийся, по- видимому, здесь же обрести вечный покой.

— Дважды добро пожаловать, святой отец! — обрадовался Реми. — Вы даже не представляете, что вы нам привезли! Мы никогда не сможем отблагодарить вас!

— Что же я мог привезти для вас такого необыкновенного, дети мои, — спросил человек Божий.

— Вы привезли спасение этой юной особе, а мне — счастье; она язычница, этим же вечером вы будете ее крестить. Я люблю ее, и вы нас завтра же обвенчаете.

Поучение новообращенной не было долгим.

На вопрос, признает ли она другого бога, кроме бога Реми, она ответила «нет».

Хочет ли она жить и умереть в той же вере, что и Реми?

Она ответила «да».

В тот же вечер Реми назначил свадьбу — на следующий день и отменил все завтрашние работы.

Наконец Реми вместе с отцом-иезуитом поднялись на небольшой холмик, на вершине которого стоял крест: перед ним по утрам и вечерам Реми истово молился.

— Отец мой, — молвил он человеку божьему, — вот то место, где завтра вы нас благословите, и даю вам слово: всего через год после вашего благословения на этом месте будет стоять часовня.

На следующий день в присутствии двух негров, двух негритянок, а также двух пегуанцев Реми и Ева связали себя узами брака.

Обряд бракосочетания был совершен сразу после крещения, так что, получив при переходе в нашу веру столь ничтожную толику наставлений, Ева едва ли успела даже подумать о грехе в промежутке между крещением и венчанием.

В тот же день священник ушел, на прощанье, по старинному обычаю, благословив хозяина, хозяйку, слуг, всю живность и само жилище.

Между тем животные не собирались ждать благословения: теленок вырос во взрослого годовалого быка, буйволица произвела на свет маленького буйволенка, кобыла разродилась жеребенком, кошачья пара обзавелась шестерыми котятами, собаки — десятью щенятами. Что до свиного семейства, то их потомство никто и не собирался считать, а молодым поросятам, едва родившимся, уже не терпелось быть похожими на взрослых кабанов.

Вскоре ждали приезда торговца. Он появился в сопровождении двоих своих собратьев, быстро оценивших годовой доход, который может приносить Земля бетеля. Тот, с которым Реми заключил сделку раньше, привез за товар заранее условленную сумму. Но урожай оказался в три раза большим, чем ожидалось, так как маленькое хозяйство Реми дало не менее 9000 талков. И потому двое других торговцев, предполагавших, что здесь их ожидает выгодная сделка, запаслись мешочками, полными маленьких золотых брусочков, заменявших деньги в бирманской торговле.

Коммерсанты предложили Реми такой договор: они берут на себя обязательство выплачивать ему каждый год по пятнадцать тысяч талков, из которых двенадцать — за бетель, а остальные три — за кукурузу₍ рис и пшеницу. В случае же неурожая какой-либо из культур Реми компенсирует недостающее количество бетелем.

Торговцы обязались прислать двух буйволов, негров — четверых мужчин и двух женщин и двоих пегуанцев. Один пегуанец должен был быть столяром, другой — слесарем.

Через девять месяцев и несколько дней с того дня, как ушел священник, Ева родила мальчика, который получил имя Жюстин. Акушеркой, принимавшей роды, была одна из негритянок, и она замечательно справилась со своей новой обязанностью. Крестила первенца отцовская рука Реми в часовне, которая выросла на том же холмике, где они поженились. Такая верность данному обещанию, несомненно, сулила счастье, потому что через год, а затем еще через два другие сыновья Реми были наречены здесь именами Жюль и Бернар.

Прошло еще три года, и на этот раз уже дочь была крещена Аддой.

Старший из сыновей Реми посвятил себя сельскому хозяйству, охоте и рыболовству. Второй сын, Бернар, пошел подмастерьем к слесарю, а третий, Жюль, стал учиться у столяра, которого прислали Реми его компаньоны.

Стоит ли рассказывать о том, что колония процветала, росла и ширилась. И вот наступило время, когда хижины в колонии уже казались слишком маленькими и тесными, и Реми принял решение на их месте построить большой дом — жилище для виконта Сент-Эрмина, а вокруг настроить домов поменьше, в которых будут жить Реми, его семейство, прислуга и другие работники колонии.

Реми составил план будущего дома виконта, и, поскольку это было событие, которого все ждали с нетерпением, каждый счел своим долгом добавить что-то от себя в этот план. Двое юношей уже были достаточно крепки и умелы, чтобы вместе со своими мастерами принимать участие в работах. Реми воплотил в формах балок и веранд все свое плотницкое искусство. Затем, в то время как Ева занялась внутренним убранством дома, украшая его тканями, привезенными из Прома, Пегу и даже Калькутты, занялись постройкой других домов в деревне, которых должно было быть никак не меньше пятнадцати или восемнадцати.

На эти грандиозные труды ушло два года; но колония постоянно развивалась, она уже приносила пятнадцать — восемнадцать тысяч талков, или почти шестьдесят тысяч франков, и работа подвигалась куда быстрее, чем ожидалось.

Трое сыновей Реми выросли в красивых и статных юношей, и все трое искусно владели оружием.

Дважды маленькая колония подвергалась нападениям пиратов; но благодаря четырем блокгаузам, возвышавшимся по углам, им был оказан такой прием, что сил и надежд на новый штурм у разбойников не оставалось.

Жюстин превратился в настоящую грозу для незваных гостей, будь то люди или звери. Если в радиусе двух-трех лье вдруг показывались тигр или пантера, Жюстин тут же вскидывал на плечо свое ружье, засовывал за пояс отцовский топор и не возвращался, пока свирепая кошка не была умерщвлена. В тот день, когда он вошел в столовую в тигровой шкуре, наброшенной на голову и плечи, и увидел тех, кого столь долго ждали, он убил одиннадцатого тигра.

Годом раньше большое горе свалилось на эту прекрасную семью, на слуг и рабов — всех обитателей колонии: жена Реми, мать троих сыновей и прекрасной девушки, скончалась.

Теперь, когда мы знаем, как была основана колония виконта Сент-Эрмина на Земле бетеля, мы можем вернуться к прерванному повествованию.

Нет нужды рассказывать нашим читателям о том впечатлении, которое произвел на двух сестер, сэра Джеймса Эспли и Рене вид патриархального семейства, которое перенесло в начало XIX века нравы и обычаи библейских евреев.

Реми не уступал в почтенности Аврааму, а Ребекка не была прекраснее Адды; Давид и Ионафан были