— Если бы нам не пришлось ожидать до полудня военного министра, — заметил лакей, — то посланец его светлости не застал бы меня в Париже. — И он добавил доверительным тоном: — Значит, монсеньер герцог хочет закончить дело прямо теперь, а? И нам не придется ехать во Фрейбург, так как наше путешествие завершится здесь?

Бывший полковник королевских мародеров указал на темнеющий вдали лес.

— В том кустарнике ожидают двадцать мушкетеров — по десять с каждой стороны дороги, — ответил он.

Свирепая улыбка исказила черты испанца.

— Мне нравится слушать, как говорят ружья, — одобрил он, — тем более, что крупный разговор они будут вести не со мной.

— Но мы должны дождаться вечера, — продолжал Корбюфф, — иначе проклятый бретонец может заметить сквозь листву блеск дул.

Испанец бросил взгляд на небо.

— Зачем ждать вечера, когда приближается буря? Мои глаза моряка всегда видят наступление шторма. Через час здесь будет черно, как ночью.

Кондор потер руки.

— Отлично! Хотя наши ребята будут палить наудачу, они сделают свое дело. А после пусть каждый выбирается сам, оставив трупы на дороге, чтобы нашедшие их возложили вину на грабителя по прозвищу Пустой Карман, который орудует в этих местах.

— Позволь, — прервал лакей, навострив уши. — Ты сказал «трупы» во множественном числе. Очевидно, это оговорка?

— Ну, разумеется, — спохватился Корбюфф, закусив губу. — Я имел в виду бретонца и его лошадь, которая едва ли уцелеет невредимой в такой пальбе. Но я должен спешить присоединиться к засаде. Этот проклятый юнец помнит меня по стычке на сомюрской дороге и по нападению в Париже, так что мне лучше уйти, покуда он не спустился, а то он сразу же меня узнает.

— Постой, одно слово. Позаботься о том, чтобы пули не летели в мою сторону, а то я быстро отвечу тем же. Помни, что я буду ехать прямо за ним, и не хочу, чтобы имела место роковая ошибка или преднамеренная забывчивость.

— Как ты можешь даже думать об этом, дружище!

Небо и в самом деле начали заволакивать тучи. Грозовые облака неслись с огромной скоростью, порождая хаос света и тьмы. Именно темнота и помешала Эстебану заметить предательскую усмешку на губах и в глазах авантюриста, когда он промолвил:

— Сам герцог давал распоряжения моим людям, так что ошибка исключена.

Тем временем на верхнем этаже Жоэль продолжал писать. Его перо быстро бегало по бумаге, и он едва ли сознавал, как летит время. Юноша обращался к своей любимой Авроре, видя ее перед глазами и ожидая услышать ответ. Слова «Я люблю вас» многократно повторялись в письме. Окончив послание, он сложил его и надписал адрес.

— Как они долго возятся! — пробормотал Жоэль и с удивлением добавил: — Стало совсем темно — либо наступили сумерки, либо испортилась погода. Эй! — внезапно воскликнул он. — Что же это такое?

Как раз перед кузницей дорога делала петлю. В одном направлении она вела в город, откуда прибыли наши путешественники, в другом — в лес Бонди, начинавшийся в нескольких сотнях шагов. Окно комнаты выходило на опушку леса, и шевалье машинально разглядывал кустарник. Косые лучи солнца пробивались сквозь слоистые серые облака, оставляя дом в тени, но освещая сквозь листву лесную чащу. Юноше показалось, что он заметил в лесу людей и блеск полированного металла. Внимательно приглядевшись, он насчитал по десять человек с каждой стороны дороги.

«Черт возьми! Похоже на засаду!» — подумал он.

В этот момент какой-то человек появился среди сверкающих дул и сделал знак рукой, после чего все исчезли из поля зрения; очевидно, он заметил какую-то оплошность и хотел исправить ее.

— Черт побери! — пробормотал бретонец. — Если бы я не прикончил этого негодяя Корбюффа на пристани Целестинцев, то мог бы поклясться, что это он организует столь сомнительное предприятие. Но против кого оно направлено? — Задавая себе этот вопрос, шевалье услыхал цоканье копыт на дороге, ведущей в Париж. За ее изгибом вновь прибывшие не видели лесную чащу, пока не доезжали до кузницы. Кроме того, солнце в этот момент скрылось за массой серых облаков. Ветер поднял клубы пыли, и капли дождя начали падать на землю.

Звук приближался, и вскоре появились двое всадников, галопом промчавшихся мимо кузницы; их лошади были взмылены, словно после изнурительной скачки. Один из них, несомненно, лучше держался в седле, чем другой, так как он опередил своего товарища на три-четыре корпуса. Оба неслись, не обращая внимания на дождь и слепящую глаза пыль.

Когда они приблизились к лесу, Жоэль увидел, как сидящие в засаде люди взялись за ружья.

— Интересно, — пробормотал он, — эти военные приготовления делаются для меня или для тех двух парней? В любом случае я не могу допустить, чтобы они, ни о чем не подозревая, угодили в смертельную ловушку. — Он закричал, предупреждая их, но крик потонул в реве бури, а в следующий момент всадники были уже вне пределов слышимости.

Бравый шевалье ринулся вниз.

— Наших лошадей — быстро! — крикнул он.

Лошади уже ожидали наготове перед кузницей. Рядом с ними стоял Эстебан, лицо его исказилось от гнева, но наш герой в спешке этого не заметил.

— Чума на этих двух незнакомцев! — проворчал испанец. — Наши головорезы примут их за нас и, наверняка, пристрелят вместо этого новоиспеченного шевалье.

Жоэль в один прыжок очутился возле лошадей, прокричав:

— Шпагу наголо и скачите во весь опор! Мы должны спасти этих путешественников или, по крайней мере, помочь им!

Но как только он вонзил шпоры в бока лошади, прозвучало несколько выстрелов. Несмотря на это, шевалье поскакал вперед с уздечкой в зубах, держа в руках рапиру и пистолет. Лакей последовал за ним на той же скорости.

«По-видимому, мне придется самому всадить ему пулю в затылок», — подумал он, запустив руку в кобуру.

Внезапно мимо них, словно сердитые шершни, засвистели пули, и слуга Арамиса издал крик боли; одна пуля сломала ему запястье руки, державшей пистолет, другая угодила в горло. Испуганная лошадь, лишившаяся поводьев, вынесла несчастного вперед его хозяина, ворвавшегося в лес, подобно урагану.

На некотором расстоянии от наших всадников, на опушке за естественной изгородью из подлеска распростерлись два окровавленных тела, рядом с которыми Жоэль с трудом осадил коня. Эстебан был сброшен в лужу крови своим жеребцом, который внезапно остановился, испугавшись выстрелов и запаха пороха.

Двое мертвых (или умирающих) попали под пули, предназначавшиеся сыну Портоса. Одного из них придавила его же раненая лошадь. Конь второго умчался в лес, снова казавшийся безмолвным и необитаемым. Впрочем, вдалеке еще слышался постепенно затихающий топот копыт — это разъезжался кто куда, повинуясь приказу, отряд Корбюффа.

Привязав свою лошадь к дереву, Жоэль осмотрел незнакомцев. Один был убит наповал, другой — изрешечен пулями и доживал последние минуты. Тем временем молодой шевалье увидел, что Эстебан пришел в себя и, опершись на локоть здоровой рукой, внимательно смотрел на два трупа.

— Понимаю, — пробормотал он, не заботясь, слышат его или нет. — Если бы я скакал впереди хозяина, как должно было случиться, то получил бы полную порцию свинца, вместо этих двух шариков, которые, боюсь, все равно сделали свое дело. Либо было приказано прикончить слугу вместе с хозяином, либо Корбюфф хотел избавиться от соперника, желая в одиночку получить награду от моего господина. Так или иначе, этот урок я получил слишком поздно, чтобы им воспользоваться. Но я буду отомщен! — со злобной радостью закончил он.

Жоэль усадил Эстебана, прислонив его к дереву. Его рана перестала кровоточить, но испанец держал здоровую руку у горла, словно задыхаясь. Пот выступил на его мертвенно- бледном лбу, веки опустились, на губах появились пузырьки крови.

— Пить, — простонал он.

Жоэль снял с седельной луки флягу, налил вино в крышку и поднес ее Эстебану, который, стуча зубами об импровизированный сосуд, залпом выпил его содержимое.

— Да вознаградят вас святые, — прошептал он.

— Бодритесь, — сказал ему Жоэль. — Я поскачу за помощью в кузницу или отвезу вас туда.

Насмешливая улыбка мелькнула на губах лакея.

— Не делайте ничего — это бесполезно. Мои счеты с жизнью покончены.

Медленно открыв глаза, он обвел сцену побоища внезапно вспыхнувшим взглядом.

— Вы сумеете отомстить за меня! О, если бы перед смертью я мог поговорить со священником. Но это невозможно, так что вам придется выслушать мою исповедь. Быть может, она спасет вас…

— Спасет меня? Вы бредите!

— Эта засада была предназначена вам и мне — негодяй Корбюфф не пощадил своего сообщника.

— Вы сказали, Корбюфф? Значит, он выследил меня? Вор превратился в головореза!

— Он ваш смертельный враг — но не только он. Есть и другие, более могущественные и опасные. Они послали вас во Фрейбург, чтобы избавиться от вас. Вас хотели убить, чтобы вы не смогли вернуться.

— Но почему? Кому нужна моя смерть?

— Все плывет вокруг меня, — пробормотал умирающий. — Сердце останавливается… Ради Бога, дайте мне что-нибудь выпить.

Жоэль снова дал ему вина, и когда Эстебан проглотил несколько капель, на его щеках заиграл слабый румянец.

— Теперь слушайте, — поспешно заговорил он, боясь, что кризис прервет исповедь, — и запомните мои слова. Эти люди погибли вместо нас, но, как видите, и меня не миновал рок. Мой господин, герцог д'Аламеда, купил летний домик на окраине леса Марли, неподалеку от королевской резиденции. В главной комнате, слева от камина, есть панель, отодвигающаяся, если вы нажмете скрытую в ней кнопку. За ней — путь в подземную галерею, ведущую во дворец и оканчивающуюся в одной из комнат королевских апартаментов.

— Но почему вы говорите это мне? — спросил Жоэль. — Каким образом все это касается меня?

— Вижу, вы меня не понимаете, — с трудом вздохнул раненый. — Вы думаете, что я брежу и говорю бессмыслицу, но ошибаетесь — я в полном сознании, и вы позднее все поймете. Этот потайной ход поможет поспеть вовремя, чтобы опередить короля и предотвратить…

— Продолжайте! Что предотвратить?

— Осуществление заговора, о котором я случайно услышал…

Дыхание Эстебана стало тяжелым, взгляд затуманился, он протянул руку и прошептал:

— Пить! Я умираю.

Шевалье поднес флягу к губам Эстебана, но тот внезапно так резко оттолкнул ее, что она упала на землю.

— Нет, я не хочу предстать пьяным перед своим Создателем!

Черты его лица быстро менялись, веки закрыли закатившиеся глаза, нос заострился, пена на губах стала желтой.

— Что все это значит? — осведомился бретонец, склоняясь над ним. — Ответьте! О каком заговоре вы услышали?