— Мы здесь одни? — осведомилась посетительница.

— Да, ваша милость, — ответил мужчина.

— О, это вы, Уолтон? — сказала дама, подойдя к столу. — Дайте мне стул.

— Вы знаете меня? — удивился мошенник.

— Конечно знаю, болтун! Впрочем, мне нет нужды знать вас по имени, чтобы догадаться, какой передо мной законченный негодяй, если ему удалось унаследовать логово дочери Ла Вуазен.

Дама опустилась на предложенный ей стул. Ее беспечность контрастировала с тревогой достойной парочки так же, как атласное платье — с убожеством помещения.

— Вы тот мнимый англичанин, которого знатная дама спасла от виселицы. В шайке вас кличут «Автором», потому что вы можете ловко писать в различных стилях и даже пытались публиковать философские статьи. Еще недавно вы были помощником Ла Вуазен и Пьера Лесажа, чью дочь вы соблазнили. Если она узнает о той роли, которую вы сыграли в попытке бегства ее отца, окончившейся его гибелью, то вряд ли это приведет к большой близости между вами.

Оба слушателя вздрогнули при этом обвинении.

— Что касается вас, Босс, то вы были служанкой Лесажа до того, как банда рассеялась. Я правильно информирована?

— Вы знаете больше, чем я, — ответил Уолтон, в голосе которого смешивались страх и любопытство.

— После того, как скандал заглох, вы решили заняться прежним ремеслом, но полиция оставалась бдительной, и девица Лесаж, очевидно, сочла необходимым бежать, потому что имущество так называемой Гадалки исчезло. За вами следят, и вы опасаетесь, что будете арестованы при первой же попытке к бегству. Короче говоря, вы рискуете умереть от голода, похоронив себя в этом доме, где ваши главари и сообщники нажили себе целое состояние.

— Увы! — простонала женщина. — Это правда. Наши порошки и мази больше не продаются, а пилюли не имеют спроса. Если бы эти снадобья были просто безвредными, мы были бы вынуждены питаться ими.

— Чепуха! — проворчал ее компаньон. — Можно обойтись без пищи, но не без выпивки. Дни без нее кажутся такими длинными! — Уолтон произнес эту тираду с подобающей торжественностью, а лицо его исказил непритворный ужас.

— Знатные дамы напуганы так же, как простолюдинки, — подхватила карга. — Пламя, поглотившее Ла Вуазен, устрашило их.

— Я не разделяю этого страха, — холодно заметила посетительница, — и если вы согласитесь служить мне, то заплачу вам сколько требуется, чтобы успокоить вашу совесть.

— Говорите, сударыня, — сказал Уолтон, привыкший больше, чем старуха, к подобным сделкам. — Мы готовы повиноваться.

— Более, чем однажды, — начала гостья, понизив голос, — я обращалась за помощью к талантам Лесажа и Ла Вуазен. Обладаете ли вы таким же опытом в изготовлении снадобья, которое, будучи данным в тщательно отмеренной дозе, придает силы, в большем количестве повергает в сон, а в совсем большой порции — в такой сон, от которого не просыпаются?

— Сударыня, я посвящен во все секреты и обучался у многих мастеров, Я владею рецептом снадобья, которое надолго сохраняет в подопытном субъекте все признаки жизни, в то время как в каждую его артерию уже проникла смерть.

— Отлично! — воскликнула дама. — Вижу, что вы как раз тот человек, который мне нужен.

Она бросила на стол тяжелый кошелек.

— Дайте моей сопернице средство, о котором вы упоминали и, если я буду вами довольна, вы получите щедрое вознаграждение. За вами наблюдают, поэтому не привлекайте внимание полиции.

— Так я и думал, — заметил Уолтон, повернувшись к своей сообщнице. — Это был один из шпионов Ларейни.

— Офицер, которого я встретила у дверей?

— О, так значит, он офицер? Во всяком случае, многого он здесь не выведал.

— Что ему тут понадобилось? — властно осведомилась дама в маске. — Я хочу знать. Говорите!

Уолтон без колебаний кратко поведал о беседе с шевалье де Локмариа. Дама вздрогнула, лоб ее нахмурился под черным бархатом, взгляд стал отсутствующим.

— Медальон… Что за медальон? Быть может, знак любви к дочери накануне смерти, которую он предчувствовал? Ведь в колдовском ремесле больше истины, чем думают все. Но ведь на нем не нашли ничего, что бы обвиняло меня, а он никогда не уничтожил бы мое письмо… О, это письмо! — пробормотала она, сжимая голову ладонями. — Что могло с ним произойти?

Уолтон напряг слух. Расслышав последние слова, он рискнул заговорить.

— Сударыня, старый лис спрятал бумагу в медальон, передав его человеку, которому, по его мнению, он мог доверять. Но позвольте мне завершить свой рассказ.

Он так и поступил. Дама сидела молча. Лицо ее стало неподвижным, как будто оно было высечено из мрамора, но глаза сверкали, а мозг бешено работал.

«Итак, — думала она, — этот незваный гость из Бретани стоит на моем пути. Он отверг мои авансы и стал вольным или невольным сообщником женщины, которая пытается занять мое место подле короля, а теперь в его руках моя тайна и моя судьба! Клянусь честью, он зашел слишком далеко, бросив мне вызов! Что ж, вы послужите мне забавой, шевалье Жоэль, и я боюсь, что вы несколько задержитесь с прибытием во Фрейбург, зацепившись за какую-нибудь колючку в изгороди».

— Приятель, — обратилась дама к Уолтону, — можете вы найти для меня двух ловких фехтовальщиков, которые возьмутся за любую работу, если им хорошо заплатят?

— Когда они вам нужны?

— Сразу же.

Мнимый англичанин на момент задумался, а затем хлопнул ведьму по плечу, так как она задремала или делала вид, что дремлет.

— Отправляйся в таверну «Сухой колодец» на Круа-Руж. Твой братец, Взломщик, должно быть кутит там. Приведи его сюда с кем-нибудь из дружков и скажи, что у них есть возможность сталью заработать золото.

Старуха вышла более проворным шагом, чем можно было ожидать, но ее, очевидно, подгоняла приятная перспектива.

Мы уже имели печальную необходимость познакомиться со Взломщиком, вероломным помощником полковника Корбюффа; его приятель-головорез, которого он привел с собой, бывший солдат королевской гвардии, обладал костлявой, багровой физиономией забияки и вощеными усами, торчащими над мощными челюстями. Бандиты приветствовали даму в маске, положив одну руку на эфесы шпаги, а другой подкручивая усы.

— Слушайте внимательно, — сказала дама. — В настоящее время человек, который меня интересует, скачет по дороге в Лотарингию. Вы узнаете его по моему описанию. Садитесь на коней и догоняйте его. При нем имеется медальон, который мне нужен. Избавьте меня от этого храбреца и принесите мне медальон, а я щедро вознагражу вас.

— А сколько мы получим в качестве аванса? — осведомился Взломщик.

— Пятьдесят пистолей, а когда выполните поручение, еще сто пятьдесят.

— Сударыня — по рукам!

Получив из рук министра Лувуа депеши для маршала Креки, шевалье де Локмариа выехал из Парижа через предместье Сен-Мартен. Он был в полном боевом снаряжении: в сапогах со шпорами, с пистолетами в кобурах, с остро наточенной шпагой на боку и в кавалерийском плаще на плечах. Эстебан сопровождал его.

Путешествие началось печально, так как, несмотря на свою покорность судьбе, новобрачный с явным сожалением покинул тот земной уголок, где собирался обрести счастье. Во время быстрой скачки из Сен-Жермена в Париж цоканье копыт коня, уносившего его из рая, звучало подобно похоронному звону. Но теперь, на пороге будущего, полного тайн, юноша готовился стать хозяином своей судьбы, отразить все опасности, которыми было чревато его путешествие.

Жоэль скакал вперед, пребывая почти в веселом настроении и полной грудью вдыхая свежий ветер. Перед ним расстилался необъятный мир, открывавший возможности для осуществления самых смелых надежд. Улыбающееся лицо Авроры стояло перед его глазами.

Два обстоятельства беспокоили Жоэля. Первое — компания Эстебана, чьи смуглая кожа, пронизывающий взгляд и льстивые речи не вызывали у него особого доверия. Второе — то, что он не успел проститься с обитателями «Мавританского трубача». Что сталось с Бонларроном, с его шпагой, равной по длине росту Фрике, наконец, с самим храбрым маленьким парижанином, столь чувствительным в вопросе своего миниатюрного сложения? Ничего, он навестит их, когда вернется!

Теперь им владела только одна мысль: отличиться под Фрейбургом и как можно скорее вернуться назад. Поэтому Жоэль решил ежедневно покрывать расстояние, вдвое больше намеченного. Он намеревался проехать Шель и заночевать в Ланьи. К несчастью, не доезжая опушки леса Бонди, его окликнул кузнец, стучавший по своей наковальне:

— Прошу прощения, сударь, но ваша лошадь вот-вот потеряет подкову на заднем копыте — она болтается на двух гвоздях!

Это оказалось правдой, и всадникам пришлось остановиться. Расстроенный задержкой, Жоэль обратился к кузнецу:

— Приятель, мало обратить наше внимание на эту неприятность — помогите нам устранить ее.

— Охотно, сударь, только у меня кончились гвозди и, придется послать за ними к кузнецу в Нуази, но это недалеко, и я прикреплю подкову четырьмя ударами молотка.

— В Нуази? — Чело молодого путешественника омрачилось. — Он находится на солидном расстоянии отсюда, да и работа займет немало времени.

— Вовсе нет. Я пошлю мальчишку-помощника — у него ноги, как у лани, и он сбегает туда-обратно за час, а с работой я управлюсь за десять минут. Так что через час с небольшим вы сможете отправиться в путь.

— Да, но это помешает мне поужинать в Ланьи.

— Зато вы сможете поужинать в Шеле — в трактире «Щит Франции», где подают отличных жареных уток.

— Ну, так посылайте сразу же вашего мальчишку, — сказал Жоэль, спешившись и входя в кузницу. — Как же мне убить время? — бормотал он, покуда Эстебан отводил лошадей во двор за кузнечным горном. — А знаю! Я напишу Авроре, а то она, конечно, волнуется. Сообщу, что каждую минуту думаю о ней. Мэтр Вулкан,[56] — позвал он кузнеца, — не можете ли вы снабдить меня письменными принадлежностями и найти в доме уголок, где я мог бы посидеть за столом и меня бы никто не беспокоил? Я хорошо заплачу за причиняемые вам неудобства.

Кузнец указал на лестницу, ведущую вверх из закопченного угла.

— Поднимайтесь ко мне в комнату. Там вы найдете бумагу, чернила и перо, которые я использую для своих счетов. И не торопитесь — я дам вам знать, как только работа будет кончена.

Когда бретонец удалился, Эстебан подошел к кузнецу и сделал ему знак.

— Ваш человек здесь, — ответил кузнец, указывая на скрытое перегородкой помещение, где он хранил уголь.

Дверь скрипнула, и они увидели худощавую фигуру, физиономию висельника и закрученные усы полковника Кондора де Корбюффа. Выйдя из своего укрытия, он потянулся, словно дикий кот, вылезший из логова.

— Наконец-то! — проворчал Корбюфф. — А то я уже стал опасаться, что свежие приказы не поспели вовремя.