необходимо, чтобы она не пригрела вновь змею на своей груди. Множество невинных на вид созданий пытались обратить на себя внимание короля, поступив для этого на службу к королеве. Каждая из них забыла бы напрочь о верном возлюбленном, не могущем равняться происхождением с владыкой Франции, но вы, напротив, не обращаете внимания ни на что, стоящее между вами и предметом великой, святой любви, переполняющей ваше сердце. Однако я был вправе убедиться, что если соединю вас с этим предметом, то впоследствии мне не придется выслушивать ваши упреки в том, что я заложил краеугольный камень такого счастья. А ваш избранник, возможно, разделил бы подобные чувства. Он мог оказаться человеком, способным уйти с дороги, дабы не препятствовать вашим вполне понятным стремлениям к богатству, славе, могуществу. Вот потому я и подверг вас испытанию, окончившемуся успешно. Вы отказались от трона, чтобы остаться верной своему возлюбленному. Мог ли я получить более убедительное доказательство преданности и бескорыстия, которые и в будущем ничто не сможет поколебать?

Чело девушки прояснилось. Ее красота и свежесть, казалось, излучают сияние.

— Монсеньер, — прошептала она, — вы говорите о Жоэле?

— Ну о ком же еще я могу говорить, кроме как о счастливчике, которому выпала удача обратить на себя внимание такого сокровища? — быстро отозвался старый герцог.

— Значит, вам известно, что происходило с ним в этом месяце?

— Известно ли мне?

Правда вынуждает нас признать, что Арамис не имел об этом ни малейшего понятия, но столь опытный дипломат никогда не должен оказываться припертым к стене.

— Вы видели его? — настаивала мадемуазель дю Трамбле.

— Так же, как вскоре его увидите и вы. Но, — осторожно добавил он, — вы сами должны потребовать у него объяснений таинственного отсутствия.

— Он придет сюда?

— Конечно, — с добродушной улыбкой ответил герцог, — ему придется придти, если вы только не захотите, чтобы брачная церемония происходила где-нибудь в другом месте.

— Брачная церемония?

— Ну, разумеется — я же говорил вам, что намерен сделать вас обоих счастливыми.

Аврора не отрывала взгляда от его лица.

— Следовательно, господин Жоэль нашел, что искал? — спросила она.

Аламеда смутился — к этому вопросу он не был подготовлен.

«Что она может иметь в виду?» — подумал герцог. Но ему пришлось сразу же ответить, потому что на него был устремлен вопросительный взгляд девушки.

— Он нашел это, — уверенно заявил Арамис, — но не без труда, и эта задача потребовала времени.

— Но вы помогли ему? — продолжала Аврора, готовая рассыпаться в благодарностях.

— Как вы любопытны, дитя мое! — не выдержал Арамис, погрозив ей пальцем. — От вас ничего не скроешь. Да, я помог ему всем, что в моей власти.

Девушка протянула руку.

— Как мне благодарить вас за то, что Жоэль с Божьей помощью узнал свое имя?

«Так-так! — подумал бывший прелат. — Значит, он искал свое имя? Наш влюбленный пастушок прибыл в Париж, чтобы узнать или завоевать себе имя! Ну что ж, дадим ему имя, тем более, что в настоящий момент оно не принадлежит никому. И не только имя, но и титул — шевалье де Локмариа! Звучит подходяще — ведь он прибыл из Бель-Иля, а я помню, что один из моих тамошних приходов звался Локмариа. К тому же, — при этом его лицо омрачилось, — разве не в одной из пещер Локмариа нашел свою гибель мой бедный Портос?»

Арамис выглядел таким серьезным, что Аврора не решалась заговорить, но придя в себя, он сказал:

— Я хотел бы предоставить вашему нареченному удовольствие самому поведать вам о том, что произошло с ним после вашего расставания. Шевалье будет здесь через несколько дней, если, как я надеюсь, вы останетесь при дворе. — Увидев, что на лице Авроры вновь отразились тревога и отвращение, он добавил, настаивая: — Это необходимо, дитя мое. Королева нуждается в такой девушке, как вы. Ведь рядом с бедняжкой нет никого, кому бы она могла доверить свои горести. Дружба, которой, безусловно, удостоит вас королева, и уважение, которое питает к вам король, помогут примирить эту пару, что явится для государства благом.

— Тогда, монсеньер, я останусь.

— Кроме того, вскоре вы выйдете замуж. Я сделаю все возможное, чтобы получить согласие их величеств на брак. Им доставит удовольствие подписать контракт в качестве свидетелей, и уверен, что шевалье де Локмариа получит в виде свадебного подарка звание, которое позволит ему оставаться здесь, подле вас. Но, — промолвил он, глядя на часы, — вам пора исполнять ваши обязанности, а у меня назначено свидание с королем после того, как он покинет зал совета. Так что давайте прощаться, любезная Аврора.

Девушка подставила герцогу лоб, к которому он прикоснулся губами, пробормотав: — Я легко бы мог быть вашим дедом! — С порога он промолвил: — Вскоре вы снова увидите меня. Вместе с ним! А пока что будьте так добры не забывать меня в своих молитвах.

— Не сомневайтесь в этом, дорогой монсеньер, — ответила девушка. — В моем сердце вы занимаете место рядом с Богом и Жоэлем.

В то время, как в замке Сен-Жермен была построена знаменитая мансарда, вокруг здания соорудили веранду, обычно именуемую галереей. Здесь, при выходе из зала государственного совета Людовик XIV имел обыкновение принимать искателей королевских милостей и тех, для кого у него было какое-либо сообщение. Сюда и направился Аламеда, расставшись с нашей героиней.

На пути из особняка Монтозье во дворец старый герцог щедро одаривал прохожих кивками и улыбками, что выдавало в нем бывшего церковного сановника. Никто не мог бы догадаться о напряженной работе ума, глядя на любезное выражение лица Арамиса, галантные поклоны в адрес хорошеньких женщин, и утонченное искусство, с которым он отмерял знаки вежливости в зависимости от общественного положения встречного.

— Юного Жоэля необходимо разыскать, — бормотал Арамис, стараясь идти по солнечной стороне, чтобы согреться. — Я обещал девушке. Это единственный способ спасти положение, испорченное вопиющей невинностью мадемуазель дю Трамбле, кого я поторопился выставить кандидатом на вакантное место фаворитки. Удержать ее при дворе необходимо — она не должна покинуть Сен-Жермен. Король, безусловно, увлечен Авророй, и я ручаюсь головой, что он пригласил меня сюда этим утром лишь для того, чтобы поговорить о ней. Да, но где же искать юного деревенщину? Его отсутствие препятствует моим планам и может вконец расстроить их. Подумать только — я считал, что знаю все о слабом поле, имея полувековой опыт общения с ним, а эта молодая особа поставила меня в тупик. Тысяча чертей, как говаривал я, когда еще носил шпагу, видеть меня, побежденного щепетильностью глупой девчонки, — меня, который был любовником герцогини де Шеврез, доверенным другом королевы Анны Австрийской в период ее романа с герцогом Бекингэмом, лихим сердцеедом-мушкетером, священником, исповедовавшим множество кающихся из высшего света, очевидцем, если не участником всех веселых интриг, оживлявших конец прошлого царствования и начало нынешнего!.. Правда, я никогда не встречал подобной щепетильности ни в герцогине, ни в королеве, ни в Мазарини, ни в моих кающихся, ни в возлюбленных Фуке, ни в фаворитках теперешнего короля. По крайней мере, философ — им мог быть и я — оказался прав, говоря, что женщина способна на все — даже на хорошие поступки.

Первый человек, которого увидел испанский посол, войдя на галерею, был Никола де Ларейни, министр королевской полиции, державший под мышкой большой портфель, набитый бумагами. Вновь прибывший подошел к нему и сказал после обмена обычными любезностями:

— Монсеньер, вы лучше других знаете обо всем происходящем в столице. Умоляю, просветите меня относительно судьбы одного прекрасного молодого человека, очень меня интересующего. Он исчез в этом месяце.

— Монсеньер герцог, я полностью к вашим услугам.

— Юноша этот недавно прибыл из своей родной провинции — Бретани, если я правильно информирован, из Бель-Иля. Он одет в костюм, принятый на его родине, обладает фигурой молодого атлета и носит самую длинную шпагу, какую только я видел в своей жизни.

— О! — удивленно воскликнул министр. — Это описание мне знакомо. Было бы странным, если бы вы искали того самого человека, о котором я приходил советоваться с его величеством. У него такие могучие руки, что они способны сокрушить стену, не так ли?

— Совершенно верно.

— И он отзывается на имя Жоэль?

Теперь пришла очередь герцога удивляться.

— Да, его зовут Жоэль. Вам известно, где он?

— Он в Бастилии.

— Что?!

— У меня как раз только что побывал помощник коменданта, спрашивавший, как с ним обращаться. Вам, возможно неизвестно, герцог, что в Бастилии каждый заключенный получает стол и помещение соответственно своему общественному положению.

Старый друг прежнего коменданта отлично это знал и поспешил прервать министра полиции.

— Но почему этот бедный парень угодил в тюрьму?

— По очень серьезному обвинению, — ответил Ларейни, почесывая парик, — в нарушении эдиктов и дуэли со смертельным исходом. Попросту говоря, этот бедный парень, как вы его назвали, проткнул шпагой офицера мушкетеров.

— О Господи!

— Разумеется, его арестовали, и полиция передала дело на рассмотрение, но так как он не может доказать свое благородное происхождение, мы в затруднении относительно того, какой суд должен его судить. Трибунал чести не может быть унижен, разбирая дело простолюдина. По этому поводу я и приходил советоваться с королем.

Чиновник вынул из кармана лист пергамента и протянул его герцогу.

— Не будете ли вы любезны взглянуть на это?

Арамис был любезен и таким образом узнал все, что выпало на долю нашему герою. Он кончил читать, когда король вышел из зала, явно пребывая в хорошем настроении. Когда Людовик появился на галерее, Ларейни протянул ему рапорт по делу Жоэля, который посол успел вернуть, но монарх, заметив герцога, махнул рукой.

— После, — сказал он и, взяв под руку испанского посланника, заметил: — Благодарю вас за то, что вы откликнулись на мое приглашение.

— Желания монарха для меня закон, — низко кланяясь, ответил старый придворный. — Более того, — добавил он после небольшой паузы, — если бы ваше величество не соизволили высказать намерение повидать меня этим утром, я все равно ожидал бы вашего выхода, чтобы принять от вас поручение засвидетельствовать почтение лицу, которое, как я рискую надеяться, не окажется к этому равнодушным.

— Почтение?

— Под ним я подразумеваю выражение чувств, переполняющих по отношению к вашему величеству большинство преданных и признательных сердец.

Щеки короля залились румянцем, а глаза удовлетворенно блеснули.