вам сказать следующее. Вы мне поклялись — и в этом заключалось одно из условий моего отъезда, — что будете почитать Кармелиту как будущую супругу, а сами недостойнейшим образом нарушили свое обещание! С этого дня, Камилл, между нами лежит пропасть, отделяющая порядочного человека от клятвопреступника, и я не останусь здесь ни минутой дольше.

С этими словами Коломбан шагнул к двери. Но Камилл преградил ему путь.

— Выслушай меня! — попросил он. — Как верно то, что ты мой единственный друг, Коломбан, — а я чувствовал бы себя глубоко несчастным, если бы это было не так! — так же верно и то, что я хотел бы сделать для тебя хотя бы половину того, что ты сделал для меня. Я люблю, обожаю, почитаю Кармелиту, а сдержать клятву мне одному было невозможно.

Коломбан презрительно усмехнулся.

— Да, я взываю к ней, — продолжал Камилл. — Спроси у нее; надеюсь, ей ты поверишь? Спроси, соблазнял я ее когда-нибудь или хотя бы искушал? Спроси, не получилось ли так, что мы оба непреднамеренно, сами того не желая, роковым образом оказались во власти таинственных сил, и произошло это в одну из душных летних ночей. Спроси у нее, и она тебе скажет, что мы, как дети, обманутые своей невинностью, не искали случая сблизиться, это получилось само собой… Ты умеешь управлять своими чувствами, у тебя нечеловеческая сила воли, ты, возможно, устоял бы. Я же слаб, как тебе известно, друг мой; я чувствовал, как меня одолевают тысячи неведомых желаний, находивших отклик в моем сердце, — ведь эти же желания будоражили Кармелиту, — и я закрыл на все глаза: мир перестал для меня существовать! Можно ли поэтому сказать, Коломбан, что я поступил как неблагодарный друг и нечестный человек? Нет, потому что, как верно то, что меня зовут Камилл де Розан, так же верно и то, что я женюсь на Кармелите в день, который ты назначишь сам! Я не хотел тебе писать обо всем этом, понимаешь? Ведь это привело бы к нескончаемому спору в письмах; но ты здесь, и, как я уже сказал, за тобой слово — назначь день свадьбы!

Коломбан на мгновение задумался.

— Ты говоришь правду? — спросил он, пристально глядя на Камилла.

— Слово чести! — отвечал молодой человек, прижав руку к груди.

— Если так, я остаюсь, — продолжал Коломбан. — Честный человек всегда может рассчитывать на мою дружбу. Что же касается свадьбы, ты сам должен назначить день; разумеется, чем раньше вы поженитесь, тем лучше.

— Сегодня же, Коломбан, слышишь, сегодня же я напишу отцу; я попрошу прислать необходимые бумаги, и через полтора месяца мы сможем сделать оглашение.

— Положим два месяца на случай каких-нибудь непредвиденных обстоятельств. Но уверен ли ты, что твой отец даст согласие на брак?

— Почему он должен отказать?

— Твой отец богат, Камилл, а Кармелита бедна.

— Ее добродетель будет в глазах отца лучшим приданым.

«Эх ты, мот! — хотел воскликнуть Коломбан. — Ты это приданое пустил по ветру!»

— А что, если твой отец все-таки воспротивится браку? — продолжал настаивать бретонец.

— Это невозможно, мой друг!

— Как бы то ни было, представь на минуту, что отец откажет. Что ты будешь делать?

— Мне двадцать четыре года. Дождусь полного совершеннолетия и женюсь на Кармелите без согласия отца!

— Плохо, когда сын поступает против воли родителей, но еще хуже, Камилл, обесчестить девушку и не жениться на ней… Напиши отцу, Камилл, напиши как почтительный сын, но со всей решимостью проси позволения на брак. Пакетботы отходят пятого, пятнадцатого и двадцать пятого числа каждого месяца; послезавтра — пятнадцатое: нельзя терять ни минуты.

— Так ты остаешься? — спросил Камилл.

— Да.

Коломбан приготовил на столе перо и бумагу:

— Я жду тебя с письмом в павильоне.

Бретонец спустился в сад, обрадованный тем, что друг готов сдержать слово.

Четверть часа спустя Камилл вошел в павильон, держа в руке наполовину исписанный лист.

— Уже готово? — удивился Коломбан.

— Нет, — возразил Камилл. — Напротив, я только начал. Коломбан бросил на него строгий и вместе с тем вопросительный взгляд.

— О, не торопись меня осуждать! — остановил его Камилл. — Едва я взялся за дело, как мне на ум пришли твои замечания относительно согласия моего отца. Мне показалось, что твои сомнения небезосновательны.

— Какое это имеет значение, Камилл, — сказал бретонец, — если ты твердо решился?

— Верно! Но я думаю, что придется написать немало писем, прежде чем я добьюсь своего. Вряд ли мне удастся уговорить отца с первой попытки. Мы будем долго спорить, обсуждать разные мелочи. Так мы попусту будем терять время и терпение…

— Ты можешь предложить иной способ?

— Думаю, что да.

— Какой же?

— Я должен поехать сам и лично испросить позволения на брак.

Бретонец пристально посмотрел на Камилла. Тот, не дрогнув, выдержал взгляд друга.

— Ты прав, Камилл, — согласился Коломбан. — Такое решение мог принять честный человек… или отпетый мошенник!

— Надеюсь, ты не сомневаешься в моей порядочности? — спросил Камилл.

— Нет.

— Понимаешь, — продолжал Камилл, — если я сейчас отправлюсь к отцу, я за неделю добьюсь от него согласия; а письмами мне пришлось бы донимать его месяца три.

— Я тоже так думаю.

— Три недели — туда, три — обратно, недели две — на уговоры — итого два месяца.

— Ты рассуждаешь здраво, Камилл.

— Мудрость приходит с годами, старина Коломбан. К несчастью…

— Что такое?

— …все это почти неисполнимо…

— Как так?

— Я не могу взять с собой Кармелиту.

— Ну, разумеется.

— С другой стороны, я не могу оставить ее здесь.

— Что тебе мешает?

— Бросить девушку, обречь на насмешки соседей, да что там соседей — первого встречного…

Коломбан нахмурился.

— Неужели ты думаешь, что я позволю кому-нибудь оскорбить Кармелиту? — возмутился он.

— Так ты согласен побыть с ней? Коломбан улыбнулся.

— По правде говоря, я полагал, что ты знаешь мой характер.

— Ты будешь с ней жить под одной крышей?

— Ну, конечно!

— Коломбан! — вскричал Камилл. — Если ты сделаешь это для меня, всей моей жизни не хватит, чтобы выразить тебе мою признательность!

— Неблагодарный! — пробурчал бретонец.

— Нет, Коломбан, нет, не называй меня неблагодарным! Но я знаю твою щепетильность в делах такого рода: я боялся тебя оскорбить, предлагая жить наедине с девушкой.

— Не я ли жил с Кармелитой три месяца в одном доме до того, как она тебя узнала?

— Да, но это было до того, как она меня узнала, как ты выражаешься…