что это только половина правды. – Она пропала, когда Ярка была еще ребенком, и никто не знает, где это произошло.
– И вы хотели отговорить ее продолжать путь, но она, как свойственно всем женщинам, настояла на том, чтобы ехать дальше.
Андрей непонимающе уставился на него.
– Да ладно, – заявил Киприан. – Вы же должны где-то переночевать, раз уж не остались в своем поврежденном экипаже. – Он высунулся из окна и посмотрел на караульных, стоявших у обочины дороги и глазевших на то, как кучер осторожно объезжает дерево, будто маневрируя хрупким суденышком среди рифов. – Андрей, не могли бы вы спросить у начальника караула, какие города на юго-востоке поражены проказой?
Недовольно брюзжа, тот все же сообщил им эти сведения.
– Очень небольшой район, и они закрыли его, – перепел Андрей. – Он сказал, что нам нечего бояться.
– Ну и ладно, – ответил Киприан.
Начальник караула следил за ними. Киприан тоже посмотрел на него. У него не было причин сердиться на этого человека, который просто выполнял свои обязанности. Киприан изобразил на лице улыбку и сделал движение рукой, будто отдал честь. Мужчина произнес какую-то фразу, прозвучавшую как оскорбление.
– Что он сказал?
– Он сообщил нам названия зараженных мест, – ответил Андрей.
– И что это за города?
– Храст, Розиц, Горка, Хахолице, Скала и Подлажице.
7
Добрые горожане Хрудима прочертили круг вокруг района, по размерам сравнимого разве что с Веной со всеми пригородами, на всех дорогах, дорожках и тропинках расставили караулы, а возле главной дороги воздвигли виселицу, чтобы продемонстрировать,
Храст представлял собой беспорядочное нагромождение домов. Он лежал на склоне холма, заваливающегося в сторону юго-востока. С этого места было хорошо видно и другие поселения: они лежали у подножия Храста, как слабеющие телята возле дохлой коровы. С трудом верилось, что некогда Подлажице был центром этого района, до того как сюда пришла библия дьявола, или Гуситская война, или они обе одновременно. Отсюда виднелась монастырская церковь, чьи две полуразрушенные башенки торчали в тусклом освещении раннего утра, а между ними лежала развалившаяся стена, напоминавшая полуобглоданный скелет огромного трупа. Над домами тех, кто решил, что смерть от голода лучше смерти от холода, вились струйки дыма и доносился запах горящих влажных дров. Вопреки распространенному мнению, от проказы не так-то легко умереть, хотя большинство тех, кто заразился ею, считались мертвыми и их соседи, без сомнения, желали себе того же. В городе оставалось очень мало домов, над которыми бы висел этот признак жизни. А что происходило в тех, что тихо стояли под затянутым облаками небом, Киприану думать не хотелось. Он использовал кустарник, стога сена и неровности ландшафта, чтобы скрыть свое передвижение в сторону Подлажице, хотя и не заметил вокруг ни единой живой души, поймал себя на том, что шарахается от всего, к чему прикасалась рука человека: каменных стен, свезенного в кучу сухостоя, ошкуренных подпорок землянок, и пытался убедить себя в том, что это все из-за холода. Сознание могло сколь угодно долго уверять его в том, что еще никто не подхватил проказу оттого, что дотронулся в пораженной зоне до чего-то, долго подвергавшегося воздействию Непогоды. Но у его тела были собственные соображения на этот счет, и руки успевали отдернуться скорее, чем разум одерживал верх над инстинктами.
Пока Киприан осторожно спускался по склону в полузамерзший ручей, огибавший развалины монастыря, он успел вспотеть. Из своего укрытия юноша стал обозревать лежащие перед ним окрестности, посреди которых высился остов церкви.
Пропилеи осели внутрь и представляли собой прекрасное препятствие для того, кто захочет попасть в монастырь; от них осталась только выложенная из камня арка, простиравшаяся над грудой развалин, покрытых белыми и серыми пятнами. Прямо возле нее осевшие стены представляли собой новообразованные ворота; вывалившиеся камни смотрелись, как ступени лестницы. Дыхание Киприана стало прерывистым и поднималось паром в морозном воздухе. Ничто не шевелилось в том памятнике разрушения, в том центре человеческой гибели, даже не было видно ни единого ворона. Кто хотел, мог бы уловить проклятие, все еще излучаемое стенами, в которых некогда один монах написал завет Сатаны. Киприан не желал ощущать его, но, тем не менее, ему казалось, что он чувствует это излучение. Чем больше он разглядывал застывшие развалины, тем сильнее шевелились его волосы.
– Чертов туман, – наконец прошептал он, нарушив мертвую тишину.
– Полностью с вами согласен, – откликнулся чей-то голос.
Киприан резко обернулся. Как обычно, он не взял с собой никакого оружия. Руки его сжались в кулаки. Из-за излучины извилистого русла ручья выглядывало бледное лицо, на котором красные щеки и замерзший нос казались нарисованными.
– Я проследил за вами, – признался молодой человек. – Вы мне показались человеком, знающим, что делать, а я, честно говоря, опытен только в том плане, как быстрее скрыться от городских стражей.
Киприан уставился на него, не понимая. Парень пожал узкими плечами.
– К тому же вы вели себя так, будто готовы были потратить всю жизнь только на то, чтобы обойти караулы.
– Вы либо нищий, либо вор, – пробормотал наконец Киприан.
– Малыш Андрей когда-то был им. А вы ведь шпион, верно?
– Я все то, чем малыш Киприан никогда не хотел быть, – ответил Киприан.
Мужчины внимательно посмотрели друг на друга. Киприан мысленно обругал себя за то, что побеспокоился лишь о том, чтобы не быть обнаруженным, вместо того чтобы попытаться обнаружить того, кто крался за ним. За худым лицом Андрея, казалось, скрывалось нечто большее, чем просто желание напутать попутчика. Киприан шумно выдохнул.