подарок.

Грей проследил за его взглядом.

«Будь я проклят!»

На полке, прислоненный к стене камбуза, стоял небольшой холст, на котором был изображен морской пейзаж. Мастерские мазки кисти точно передавали иллюзию движения воды и танец ветра. Лучи заходящего солнца нежно касались гребней волн.

Создавалось впечатление, что в стене закопченного камбуза София вырезала прямоугольное отверстие и застеклила его. Да, это был замечательный подарок.

Стабб, с тоской разглядывавший свою пустую кружку, поднял голову и сказал:

— Она нарисовала для жены Бейли его портрет. Теперь он мастерит мисс Тернер эти небольшие холсты из обрезков досок и остатков парусины.

— Бейли должен заниматься починкой парусов, — проворчал Грей. — Я ему плачу не за то, чтобы он мастерил холсты.

Габриэль пожал плечами и бросил на него обиженный взгляд.

— Я должен три раза в день выдать ему его сухари и вовсе не обязан следить за тем, чем он занимается в свободное время.

Грей понимал, что ляпнул глупость, но ее художественный талант, на проявления которого он постоянно натыкался, буквально сводил его с ума. Эти осколки красоты, неожиданно разлетевшиеся по кораблю, раздражали Грея, словно застарелая рана, хотя в самой глубине души он понимал, что причиной тому простая досада: ни один из ее набросков и ни одна из ее картин не предназначались лично для него.

Он повернулся к Стаббу:

— Она и тебе сделала подарок?

Старый матрос усмехнулся в седую бороду:

— Да. Он, между прочим, в румпельной. Маленькая картинка с русалкой.

— О Боже! — Грей обреченно похлопал старика по плечу.

Стюард в ответ несильно ткнул Грея в бок:

— Иди, наверное, тебя уже ждут. Пора подавать на стол. Грей послушно встал и, помедлив несколько секунд, решительно шагнул к выходу. Когда он вошел в довольно просторную для такого корабля кают- компанию, все офицеры «Афродиты» во главе с Джоссом при его появлении поднялись из-за стола.

— Счастливого Рождества! — пробормотал он, неожиданно смутившись. Он кивнул собравшимся, затем отдельно поклонился мисс Тернер и сел за стол напротив единственной пассажирки.

На ней было платье в полоску с декольте, с двойной пышной оборкой.

Мисс Тернер деликатно кашлянула и чуть подвинулась на своем сиденье, заметив, что он едва ли не целую минуту бесстыдно пялится на ее грудь.

Проклятие!

Ему ничего больше не оставалось, как опустить глаза и разглядывать фарфоровые чашки с лепным орнаментом, прекрасно сочетающимся с завитками на серебряных приборах. Странно пить мадеру из чайных чашек, но, по крайней мере, такая посуда лучше оловянных кружек. Белая ткань скатерти была не самого лучшего качества, но освещение в кают-компании было довольно слабым, так что все выглядело вполне прилично.

Грей протянул руку и поправил вилку.

— Стол сервирован празднично, — сказала мисс Тернер, ни к кому конкретно не обращаясь.

Боже! Она вновь вернула его к реальности, и до Грея дошло, что теперь он не меньше двух долгих минут тупо разглядывает убранство стола. Сначала платье, теперь сервировка… Если бы ее голос не взывал прямо к его ноющему от напряжения паху, Грей мог бы поставить под сомнение свои мужские качества. Что, черт возьми, с ним происходит?

Он хотел ее. Он хотел ее тело, это было совершенно очевидно и естественно. Но одно обстоятельство крепко тревожило его: он больше не мог отрицать, что хотел ее одобрения.

Она потянулась за чашкой, и ее изящное запястье в неспешном движении проплыло перед ним, и Грей вспомнил причину, по которой он все это затеял.

Он хотел видеть, как она ест.

— Где Стабб? — прорычал Грейсон. Он был зол на себя и страдал сразу от двух видов сильнейшего голода.

— Прямо за вами, господа и дама. — Стабб вошел шаркающей походкой, неся дымящуюся супницу. — Первое блюдо — суп.

Обойдя вокруг стола, он, начав с мисс Тернер, стал наливать в миски собравшихся щедрые порции жирной густой похлебки.

Воцарилось молчание, прерываемое лишь легким звяканьем серебра о фарфор. Грей ел свой суп быстро, обжигая рот и едва ощущая вкус блюда. Затем он откинулся на спинку стула и сделал глоток мадеры из своей чашки, стараясь не смотреть слишком пристально на Софию, которая элегантно подносила ложку с похлебкой к своим губам.

Возможно, он сходит с ума.

Сидящий рядом с ним Уиггинс откашлялся.

— Вы уж простите нас, мисс Тернер. Боюсь, что мы, моряки, плохие собеседники за столом. Мы привыкли есть быстро и, как правило, молча, мы, к сожалению, не умеем поддерживать за столом светскую беседу, и, конечно же, мы совсем отвыкли от женского общества.

Грей кашлянул и со звоном поставил чашку на блюдце. Мисс Тернер неспешно закончила есть и положила ложку.

— Я очень благодарна вам всем за то, что в этот вечер я нахожусь в вашей компании, пусть даже и молчаливой. Я и сама не очень-то разговорчива.

Грей фыркнул. «Неразговорчива». Она выудила историю жизни у каждого матроса на этом корабле.

Едва она вновь взялась за ложку, как заговорил Джосс.

— Вы не находите это путешествие слишком скучным, мисс Тернер? — спросил он. — Боюсь, что вам приходится самой себя развлекать, поскольку вы единственная пассажирка.

Она вновь положила ложку.

— Благодарю вас, капитан, но я, как правило, без труда нахожу, чем занять свои руки и голову. Читаю, рисую, гуляю по палубе, чтобы побыть на свежем воздухе и подвигаться, что полезно для здоровья. Так что морская жизнь меня совершенно не тяготит.

У Грея странно забилось сердце.

— Но ведь сейчас Рождество, мисс Тернер. Вы далеко от дома. — Голос Брэкетта звучал невозмутимо. — Вы наверняка скучаете по своей семье.

— Да, конечно, я скучаю. — Она сложила руки за полупустой миской с похлебкой. — Я скучаю… Как это ни странно, я скучаю по апельсинам. У нас всегда были апельсины на Рождество, когда я была ребенком.

— Да, — сказал Джосс, слегка изогнув губы в слабом подобии улыбки. — Да, и у нас тоже. Помнишь, Грей?

Апельсины… Как будто так просто вернуться в то время, когда счастье приходило в узловатом круглом свертке и падало в твои раскрытые ладони. Грей смотрел, как неспешно мисс Тернер подносит к губам ложку супа. Он смотрел, как раскрываются ее губы, показывается кончик языка…

— Послушайте, мисс Тернер, — вновь начал Уиггинс. Ложка ее замерла в воздухе. Грей возмущенно вскинулся:

— Да что же это такое! Ты разве не видишь, что дама пытается поесть?

Он скрестил руки и раздраженно откинулся на спинку стула, протестующий скрип которого на короткий миг заполнил кают-компанию.

Теперь уже все присутствующие положили свои ложки.

Вновь шаркающей походкой вошел Стабб, на этот раз в сопровождении Габриэля.

— Главное блюдо, — торжественно объявил старый стюард.