По контрасту с чистыми докторами и безукоризненными техниками, Лебволь носил мятый лабораторный халат и дурно подобранные вещи которые висели на его тощей фигуре, словно знак отличия. Шнурки его допотопных ботинок никогда не бывали завязаны. Очки с поцарапанными и захватанными линзами висели на тонком носу; глаза за ними были теоретически голубыми, как чистое небо. Его брови торчали во всех направлениях словно от действия статического электричества. И несмотря на такой вид, словно он прибыл из классной комнаты, где ничем не отличался от земных детей трущоб, все остальные считались с ним. Когда люди проходили мимо, они обходили его стороной, словно угроза, таящаяся в нем, была настолько велика, что отталкивала их.

Ангус интуитивно знал, что этот человек несет ответственность за то, что было проделано с ним – и что худшее еще впереди.

Хаши Лебволь посещал его несколько раз и не разговаривал с ним. Он с астматическим придыханием беседовал с докторами и техниками, иногда задавал вопросы, иногда делал выводы, которые позволяли предположить его знакомства с работой. Но он не сказал Ангусу ни слова до того самого вечера, когда физиотерапевты объявили Фермопила готовым для выполнения любых заданий в СИ ПОДК.

Это произошло, когда на Станции была ночь. Ангус знал об этом, потому что компьютер принялся отвечать на простые функциональные вопросы, когда не был загружен чем-то другим; и потому, что техники приказали ему снять дневной скафандр, надеть лабораторную пижаму и лечь в постель. Двое из них до сих пор оставались в комнате, вероятно, производя последние проверки оборудования перед тем, как погрузить Ангуса в сон. Когда появился Хаши Лебволь, один из техников моментально протянул ему устройство, служившее управлением шизо-имплантатами. И оба они моментально вышли.

В то же самое время все статусные огни на мониторах отключились.

Хаши вперился в Ангуса сквозь свои очки. Довольно улыбаясь, он длинными пальцами нажал несколько клавиш на пульте управления.

Не желая того, Ангус поднялся с постели и стал перед Лебволем с раскинутыми в стороны руками, словно распятый.

Лебволь нажал несколько новых клавиш; Ангус обмочил свою пижаму.

Пока соленая струя текла между ног Ангуса, Хаши довольно вздыхал.

– О, Джошуа, – прохрипел он. – Я думаю, мы влюблены друг в друга.

Ангусу хотелось бы стянуть пижаму и затолкать ее директору СИ в глотку. Но такая возможность ему не представилась. Он просто стоял неподвижно с расставленными руками, надеясь, что его снабженное мощными мышцами тело выдержит усилие.

Кто-то постучался в дверь. Не отрывая взгляда от ног Ангуса, Лебволь сказал:

– Войдите.

Ангус без труда узнал Мин Доннер; директор Дивизиона принуждения не слишком изменилась со времени их последней встречи. Черты ее лица и огонь в глазах были такими же, как всегда. Даже здесь она появилась с оружием на боку; без него, вероятно, она чувствовала себя голой.

Но он никогда раньше не видел человека, появившегося вместе с ней. Спутник Доннер был украшен прядью седых волос на вершине его львиной гривы и улыбкой, которую Ангус инстинктивно возненавидел – улыбкой педераста, который внезапно оказался надзирателем в школе для трудных подростков. Мясистый и уверенный в себе, он присоединился к Доннер и Лебволю, словно был первым среди равных.

Карточка с именем на его левой груди свидетельствовала, что это Годзен Фрик, директор по Протоколу ПОДК.

Святое дерьмо! Протокол, Сбор информации, Дивизион принуждения. Кто еще остался? Неужели все важные козлы из ПОДК явились полюбоваться, как Ангус обмочил свои штаны?

Взглянув на Ангуса, Фрик заметил:

– Вы опять играли, Хаши. – Его голос был конфиденциальным басом. – Он ведь не игрушка, как вы знаете.

– Неужели? – Лебволь воспринял реплику Фрика как лесть. – Если вы ошибаетесь, то он существует для того, чтобы играть с ним. Но, с другой стороны, если вы правы, тогда я просто обязан убедиться, что в его присутствии вы и наша неоценимая Доннер в полной безопасности. А как можно лучше убедиться в его невинности, если не поиграть с ним?

– А вы уверены, что он безопасен? – спросил Фрик.

– Мой дорогой Годзен, – прохрипел Лебволь, показывая пульт управления, – он будет так стоять до тех пор, пока не умрет или я не отменю команду.

Мин Доннер не делала попытки скрыть свое неудовольствие. Гримаса исказила ее лицо, словно Ангус был не единственным в этой комнате, от кого дурно пахло. Она нетерпеливо сказала:

– Ваши рапорты утверждают, что он готов.

– Физически готов, – мягко ответил директор СИ. – Его связь с компьютером прочна, но должна быть улучшена. И его программы еще не помещены в его информационное ядро. Когда все это будет сделано, будет готов и он. Он будет протестирован, но это не будет представлять особых сложностей. Я категорически утверждаю это. Мы уже какое-то время готовы проделать работу.

– Хорошо, – прогремел Годзен.

Но Хаши не закончил. – А вы?

– Что я? – весело переспросил Фрик.

– Вы готовы к тому несчастливому, но неотвратимому дню когда то, что мы делаем, получит огласку?

– Дьявол, Хаши, – Годзен хмыкнул. – Я всегда к этому готов. Это не означает рекомбинации ДНК. Мы все ненавидим Амнион чистой и простой ненавистью, но никто не станет разоряться по поводу некоторых